Сестренка батальона | страница 51
— Майор, а ты случайно не посвящен в планы немецкого командования?
— Третий год воюем. Научены кой-чему, — ответил замполит. И спросил: — Ну что, пойдем к грузовикам?
По пути он сказал Братухину, что не мешало бы проверить двигатели, Ивану Ивановичу — что надо привести в порядок территорию, Марякину посоветовал поправить поврежденный на недостроенных землянках накат. Ребята тут же собрали свои экипажи и уже заводили танки, убирали с их пути поваленные деревья, сметали с брони землю, вновь набрасывали ветки и траву для маскировки. В разных местах звучали команды:
— Раз-два, взяли!
— Еще-о!
— Еще-о!
Экипажи, где не было «старичков», ходили неприкаянно, ожидая распоряжений и приказов.
— Чуешь разницу? — спросил Клюкин.
— Факт убедительный, — согласился Елкин. Он вдруг почувствовал себя неуверенно: все, конечно, помнят, как он ворчал на замполита и из-за рассредоточения танков, и растряски старых экипажей. Помнят и усмехаются: какой же это комбат?..
Комбат чуть приотстал. «Старею, что ли? Неповоротлив, тугодум...»
А Клюкин, почувствовав перемену в настроении комбата, ругал себя: «Надо же задать такой глупый вопрос — «Чуешь разницу?..» Вроде носом ткнул».
— А народ неплохой прибыл, — сказал он, чтобы завязать разговор, и остановился, поджидая Елкина.
— Да, ребятки славные, — отозвался Елкин. Он с удовольствием отметил, что никто из новичков не паниковал и не трусил.
Глава пятая
Погибших при бомбежке в бригаде было шестеро. Четверо из второго батальона, кладовщик АХО бригады и Дуся Шумовая. Хоронили их необычно — в гробах.
Вцепившись в строганые доски гроба, так что побелели костяшки пальцев, судорожно всхлипывая, плакал майор Соловьев. Заярный напрасно пытался разжать его руки — надо было закрыть крышку. Юрка, стоя у гроба кладовщика и силясь не плакать, грыз ногти.
Летом сорок третьего года танкисты подобрали на одном из брянских пепелищ мальчонку лет десяти. Отец его был на фронте, мать немцы повесили, бабку застрелили. Оставлять Юрку в батальоне было опасно, и Румянцев упросил Моршакова пристроить его в бригаде. Его взял к себе ординарцем начальник АХО. Наташа тогда на руках перешила Юрке гимнастерку, а после освобождения Киева они втроем — Виктор, Юрка и Наташа — ездили в мастерскую военторга при штабе армии, чтобы перешить Юрке по росту шинель и еще крепкие хромовые сапоги Виктора.
В АХО Юрка подружился с кладовщиком, бывшим архангельским рыбаком дядей Климом, который знал бездну историй про рыб и птиц, про белые ночи и белых медведей. И вот дядя Клим убит.