Усатый, неопределенного возраста, Арутюнян, освещая жужжащим фонарем тропинку, выговаривал:
— Ай, нехорошо, ай, нехорошо! Женщина пила водку — нехорошо, стыдно. Про конец жизни сказала — стыдно. Война — люди сильный должен быть.
— Арутюнян, ты пойми, муж погиб. А человек какой! Если бы ты знал, какой это был человек!
— Почему не знал? Я знал.
— Арутюнянчик, дорогой, ничегошеньки ты не знал.
— Ладно, ладно, пусть не знал, — согласился он, помогая ей взобраться в машину. — Спи. А водка — нехорошо, ай, нехорошо...
«И действительно, как нехорошо, как муторно, — подумала Наташа. — И как расслабляет жалость... эта водка. Нет, если жить, то жить ясно, быть твердой, не позволять жалеть себя. А это... это — муть...»
Дни пошли необычные. Такие, какие бывают только с приходом пополнения. Началось комплектование танковых экипажей. По совету замполита майора Клюкина старые экипажи растрясли: решили в каждый вновь созданный включить хоть одного бывалого танкиста. А бывалые, спаянные огнем и кровью, гурьбой ходили за майором Клюкиным и упрашивали не разлучать.
Выслушивая бывалых, майор обычно занимался своими замполитовскими делами: смотрел, как ставят срубы, советовал штаб поместить у самого входа в батальон, а санчасть — поодаль, проверял, хорошо ли замаскированы танки, пришедшие накануне, и привезли ли солому для постелей. Перебрасывался с офицерами и солдатами короткими фразами: с тем — о доме, о детях, с этим — об участии в концерте самодеятельности. Поговорив, шел дальше, «старички» не отставали, продолжая выкладывать свои доводы, и замполит соглашался.
— Да, на войне дружба измеряется иными величинами. Один миг боя может свести людей на всю жизнь. А вы — горелые, стреляные, опытные...
— Вот именно! — радовались танкисты, что замполит понимает их.
— Вот именно, — повторял майор. — Именно это-то и ценно, дорогуши мои. Для молодых, — добавлял он. — Ну, а насчет того, чтобы вас в один экипаж, так я ведь тут ни при чем. Это комбат решает.
В серых его глазах прыгали смешинки. Он понимал, что к комбату капитану Елкину, человеку в батальоне новому, никто с такими просьбами не пойдет.
Заряжающему сержанту Марякину повезло. Его оставили в машине взводного лейтенанта Лимаренко. Члены экипажа, все, кроме командира, собрались в танке. Познакомились.
Черноглазый, смуглолицый, с выющимся черным чубом водитель, сидя на своем месте, вертелся, словно на шарнирах, трогал руками броню, рычаги, щурился, качал головой.
