Подошла очередь Алексея Ивановича, и он вошёл в хату. Этот молодой знахарь был похож на своего деда: такая же окладистая борода, такая же расшитая славянскими узорами рубаха, такая же лента-оберег, стягивающая волосы. Казалось, и Волховарн узнал его, узнал, хотя ни разу не видел.
— Я знал, что когда-нибудь Вы придёте, я ждал Вас.
— Вы знаете, кто я? — спросил Алексей Иванович удивлённо.
— Да, знаю. Мой дед Радомир дал Вам вечную молодость. Вы единственный человек, который согласился на это. Больше этого он никогда не делал. Боги запретили. Радмир не знал, если бы знал, он бы предупредил Вас. Но я знаю. Ничего не дается даром, за всё надо платить. Бессмертие вашего тела оплачено дорогой ценой — бессмертием души. Ваше тело не умрет никогда, но душа Ваша умирает. Я знаю, это приносит Вам невыносимые муки, но скоро это пройдет. Ваша душа умрёт, и Вы не будете страдать.
— Моя душа умрёт? Умрёт при живом теле?
— Да, за всё надо платить. Не может быть одновременно бессмертны и тело и душа, что-то должно умереть.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Ничего.
Алексей Иванович вышел на улицу, и медленно, не торопясь, побрёл в сторону станции. Позади, далеко позади осталась жизнь, а впереди была только вечность, вечность тела, но без души.
Геннадий Дмитриев Одесса — 2011
Черные, тяжёлые тучи низко плыли над истерзанной землёй, грязные космы их опускались вниз и казалось, что тучи ползут, цепляясь за кроны сосен, за крыши домов, противясь тому, кто гонит их, гонит, куда, зачем? По грязной, раскисшей дороге шли люди, шли молча, понуро, как и эти, ползущие по небу облака. По бокам всадники с кнутами и мечами, криками и ударами кнутов подгоняют они отстающих. Вот кто-то пытался бежать, его догнали и ударили мечом, люди шли дальше, а тот, кто не хотел брести в безликой толпе, остался лежать в крови на чёрной, мокрой земле.
Ведамир смотрел на этих людей, большинство из которых не понимали, куда и зачем их гонят. Их гнали к реке, крестить, чтобы омывшись в водах, они навсегда забыли своих прежних, родных Богов, которым молились деды и прадеды, и поклонились новому Богу, чужому, страшному, распятому на кресте. Воеводы врывались в избы, вытаскивали мужиков, баб и детей, гнали к реке, а тех, кто отказывался принимать нового Бога, запирали в избе и сжигали живьём. Чёрный дым и смрад поднимался к облакам, смешивался с ними, застилал небо и падал на землю чёрным дождем.
Ведамир был волхвом, жрецом Велеса, и когда идол Велеса, повергли, избили плетьми, изрубили топорами и бросили в огонь, по щекам Ведамира катились слезы, он ждал, что разверзнется земля и поглотит тех, кто хотел отнять у народа память веков, отнять ту жизнь, которой жили предки. Но не разверзлась, не поглотила, а только глухо охнула, когда рухнул подрубленный топором идол. Ведамир спешил к реке, туда, где князь в своем шатре наблюдал, как заморские священнослужители крестили людей, загнанных в реку. Седые волосы волхва, стянутые лентой на лбу, растрепались, развеваясь по ветру, седая борода встопорщилась, глаза горели гневом и проклятием.
