Медленно, осторожно ступая, чтобы ничем себя не выдать, подкрался к дверному глазку. Затаив дыхание, приблизил глаз, отодвинул круглую “шторку”.
На площадке перед моей дверью стоял толстый лысый мужик в грязной майке-алкоголичке. И тут я пожалел, что сменил штатный глазок на лучший, с широким обзором. Все было видно до мельчайших подробностей. Бледная желтоватая лысина лоснилась, отражая свет тусклой подъездной лампочки, заплывшие жиром мутные глазки слепо шарили по двери. Кончик очень длинного, вытянутого носа в крупных порах шевелился, словно принюхивался. Человек наклонился почти вплотную к глазку и я разглядел, что губы его срослись в вытянутую трубочку, как хоботок. Я не мог пошевелится от ужаса и страха, что тот, за дверью меня услышит. Рука дрожала, вода стала выплескиваться на пол. Громче звуков от этих капель я не слышал. Тут в глазке мелькнула тень, я отпрыгнул назад. Поставил стакан на тумбочку и снова шагнул к двери. Жирный водил своим носом прямо перед глазком, хоботок противного серо-розового цвета шевелился, вытягивался и дергался, с хлюпаньем втягивая воздух.
Ручка медленно опустилась вниз. В обоих замках стало что-то прощелкивать. Сердце забухало, в коленки впилась противная слабость.
Я нашарил в темноте щеколду и резко задвинул ее. Снова глянул в глазок, уже уверенный, что сейчас буду звонить в полицию. Толстый, переваливаясь, поднимался вверх по лестнице, тяжело опираясь на стенку рукой, которая каждый раз с противным чвякающим звуком отрывалась от окрашенной панели, как будто ладонь его была в чем-то липком. Некогда бывшая белой майка в серых пятнах обтягивала трясущиеся огромные жировые складки, обвисшая чуть ли не до колен задница в синих трениках подрагивала на каждый шаг босых ног, вбивающих в истертые ступени грузное тело.
И тут до меня дошло. Вверх. Он идет вверх. Значит живет здесь. Где-то выше этажом. Но я не помнил такого соседа сверху, потому что за время ремонта успел перезнакомится со всеми, кто жил выше и ниже меня. Все они приходили с жалобами на шум, хотя все делалось в положенное время. А это кто? Я вспомнил Криськины слова про уродов, что тусуются в подъезде по ночам. Может это его она видела? Ведь урод же. Что у него с губами? Очень странный человек. Да и человек ли? Жирный уже скрылся на площадке выше, но противный звук от его липких рук все еще было слышно. Чвяк, чвяк…
“Чвяк…” — послышалось позади меня.
Не может такого быть. Послышалось. Я выдохнул, включил свет и почти залпом выпил стакан воды, стоящий на тумбочке. Я же дома. За толстой железной дверью. Надежной, как сейф. Никто сюда не может войти. Но, уверенности в этом у меня поубавилось. Свет в коридоре я оставил, на всякий случай.
