Кажется, ее прадед, отличавшийся тщедушием, приехал в Нью-Йорк в 1800 году. Он снял в пригороде старый дом и намеревался жить отшельником, посвящая свои дни изучению пророческих писаний и споспешествуя размножению четырех поросят, которых привез в корзине из-за океана.
Но его здоровье крепло вместе с его делами, и вскоре он оказался женатым на наследнице процветающей фермы Доу Корнер, мисс Агате Фрехестокен. Смерть ее родителей десять лет спустя позволила соединить две фермы в одно весьма обширное хозяйство. Их дети Бенжамин и Анна в качестве образования получали лишь то, что перепадало им от ее отца в дождливые дни, когда ничего другого не оставалось делать. Дед нашей мисс Грие, хитрый целеустремленный деревенский мальчишка, много лет прозябал в тине провинциального бытия, воплощаясь по очереди то в трактирного слугу, то в газетного пройдоху, а то и в управляющего рестораном. Наконец он навестил своих родителей и начал было уговаривать их употребить землю в обеспечение каких-то подозрительно выгодных железнодорожных инвестиций. У нас есть его портрет того времени — дагерротип мужлана датчанина с выпяченной нижней губой и ухмыляющимися нахальными глазами, типичный почти для каждой истории Великой Американской Удачи. Вероятно, благородное искусство укрощения мустангов, когда-то вошедшее в плоть и кровь неведомых предков, проявило себя в Доу Корнер в тот воскресный вечер. Анне велели взять свое вязанье, идти в амбар и сидеть на мешках с овсом, пока ее не позовут. Старик отец принялся воспитывать сына плетью, сопровождая удары проклятиями из гневных библейских псалмов, за что получил впоследствии весьма забавное отмщение: в душу Бенжамина Грие запали семена религиозного чувства, а в его тело — наследственное тщедушие. Все это принесло свои плоды. Вскоре он уже сидел в директорском кресле и управлял пятью железными дорогами. Его родители окончили свои дни в огромном особняке на площади Вашингтона, так и не простив сына.
Бенжамин женился на дочери одного богача, которая, живи она в прошлом веке и имей другое вероисповедание, удалилась бы в монастырь и утешала бы нищету своего ума и духа нескончаемым потоком унылых и необъяснимых слез. Она с трудом произвела на свет хилого мальчика, названного Грейсом Бенхамом и предназначенного для мира аристократов. В нем любовь к прекрасному, таившаяся в предшествующих поколениях Грие и Халлетсов, наконец расцвела пылким стремлением к операм Россини и вещам, которые он любовно принимал за итальянские, к ярким розариям, к живописным лохмотьям каприйских крестьян и картинам Доменикино. Он женился на крепкой сообразительной женщине, которая была старше его, — она сама обдуманно выбрала его на собрании прихожан пресвитерианской церкви. Они были невероятно богаты, богаты тем богатством, которое растет в простоте, само собой, и, не окруженное заботами, удваивается каждый год. Таким образом, родословная переходит к Грейсу Бенхаму, продолжившему род Грие в лице нашей мисс Грие. Несмотря на добрый десяток гувернанток, которые с утра до вечера толклись вокруг младенца, мешая друг другу, это маленькое чудовище было воплощением хитрости и злобы. Ее возили, не давая отдыха, из Нью-Йорка в Баден-Баден, из Веве в Рим и обратно; она росла безо всякой привязанности к местам и людям. Ее родители умерли, когда ей было двадцать четыре года, и окончательное, полнейшее одиночество сделало то, чего не могли сделать проповеди: ее характер смягчился при виде жалких людей, которым так хотелось говорить с нею, жить с нею, чем-нибудь заполнять роскошную пустоту ее дней.
