Три жизни: Кибальчич | страница 34



В то жаркое майское утро тихо и безлюдно было на улицах Закоропья: спрятались в садах убогие хаты под соломой, сушились на шестах рыбацкие сети, куры, разинув клювы, купались в пыли; на плетнях красовались глиняные горшки, и на одном из них трясогузка подергивала хвостиком. Пахло дымом и вареной картошкой с луком — кое-где во дворах топились летние печи.

— Все ребята на Десну убегли, — сказал Грицько, — купаться. Пошли пока к моему батьке в кузню. Там интересно.

Мальчики прошли через тесный двор, мимо чисто выбеленной хаты, по огороду, где тыквенные плети пустили длинные усики, и впереди, на берегу Карповки, Коля увидел деревянное строение с плоской крышей. Дверь была открыта, и из нее прозрачной пеленой выплескивался дым: что-то там, в темноте, ярко горело, и, подходя ближе, Коля услышал звонкие удары: сначала тоненький — "дзинь!", а потом басовитый — "дон!".

Первым вошел в кузню Грицько и втянул за руку Колю.



Дохнуло раскаленными углями, едким дымом, сразу защипало в носу, и глаза наполнились слезами. Наверное, из-за них Коля вначале ничего не мог разглядеть. Но вот слезы высохли, глаза привыкли, и он увидел пылающий горн, наковальню, кадку с водой. На стенах висели косы, подковы, еще какие-то металлические штуки, и в них играли огненные отсветы. А у горна и наковальни стояли два человека в кожаных фартуках, и кожаных штанах, облегающих сильные ноги. Один был могучим богатырем с бородой и длинными волосами, подвязанными лентой, и на его смуглом лице под густыми бровями весело и озорно сверкали такие же, как у Грицька, карие глаза. Другой был совсем молодой, стройный, с добрым, даже каким-то женственным лицом.

— Тату, — сказал Грицько, — мы посмотреть. Это мой новый друг, Коля… Коля Кибальчонок.

— А, — сказал могучий бородач. — Нашего отца Ивана сын? Тогда давай знакомиться. Тоже Иван. Иван Тарасыч Зацуло.

Ладошка Коли утонула в огромной черной ручище. Но очень осторожно пожала эта ручища Колины пальцы.

— Что же, раз хлопцы посмотреть пришли, — повернулся Иван Тарасыч к молодому, — покажем?

— Покажем, Иван Тарасович.

— Становись, Грицько, к меху, — приказал мастер повелительно. — Ты, Михайло, к горну. Начнем, друзи.

Тяжко задышал мех: пых-пых-пых! Это Грицько качал его ногой.

Запылали в горне угли — все ярче, ярче! Словно маленькое солнце горит.

Взял Михайло длинными щипцами бесформенный кусок металла, сунул его в горн — заалел металл по рваным краям, побежали по нему искорки, стал раскаляться все сильнее, вот уже и не отличить его от углей пылающих.