Сестра милосердия - Николай Иванович Шадрин

Стрекот и пыль столбом! Шили рубашки, кальсоны, постельное белье…

Это случилось неприметно, исподволь. Всю жизнь, с детства, была бойкой шалуньей, «звездой»! Одно только и занимало мысли и сердце — успех! Восхищение публики. Но вот бедовая душа налетела на неожиданную встречу, как коса на камень, — и переломилась.

…Они стояли с мужем на вокзале, мимо, отдав честь, прошел капитан. И будто что ударило, взорвалось и переполнило жаром.

Я только вздрогнула: этот может меня приручить.

А он и не взглянул. Даже хуже, взглянул, как на никому не нужную этажерку. И прошел мимо. И унес навек ее сердце. Это был он. «Моторный двигатель прогресса», возрождающий погубленный флот. Анна слишком привыкла к восхищенным взглядам мужчин и давно уж принимала их как должное. А этот не заметил. Внимания не обратил. То есть началось все элементарно, с уязвленного самолюбия. «Ну, погоди, дорогой!» — наверное, прищурилась она тогда вслед широкоплечему капитану…

— Анна Васильевна! — сдерживая раздражение, крикнула хозяйка артели. Это значило, что госпожа Тимирева могла бы чем-то заняться, не стоять столбом среди цеха.

Поспешила к электрическому «Вильсону», строчить бесконечные мили швов по опушке белых полей простыни.

Палец дергало так, что пронзало насквозь.

— Больно, Анна Васильевна? — наклонилась Алиса Кызласова.

— Ничего-ничего! Пройдет. Рожать больнее!

Княжна сощурила свои красивые татарские глаза, покачала головой. Анна нашла силы, улыбнуться:

— Барин приходит в Славянский Базар, заказал огненный суп. Лакей несет ему тарелку — а пальцем в суп заехал. Вот так, — показала — Барин, конечно, возмутился! — Ты что же это вытворяешь, скотина?! — А тот ему: «Палец, ваше сиятельство, болит, спасу нет!» «Так засунь его себе в задницу!» «Совал, ваше сиятельство, не помогает!».

В лицо бил южный, с брызгами дождя, холодный ветер. Шумели тополя, ветер трепал ярко позеленевшие листья. А под ногами золотыми рублями — желтый лист. По лужам пробегает рябь — и как-то зябко от этой осенней картины. А ноги норовят свернуть в сторону, только бы не к старикам-чалдонам.

То есть Анна понимала, что не может же Верховный, будучи официально женат, жить у всех на виду с неразведенной женой боевого товарища. А в душе закипала обида и негодование пуще, чем у Анны Карениной. Как так получилось, что залезла в этот мучительный, постыдный капкан?!

Палец ныл, так и тянуло сунуть, подержать в холодной луже. Как-то все не так складывалось в жизни! Наклонилась, стараясь рассмотреть себя в отражении неспокойной воды: не состарилась ли? Кому теперь нужна такая? С опухшим пальцем.