— Смело носит, — сказал про меня матрос.
— Все смелые, пока в воде не искупаются, — ответил другой.
— Тот, что побольше, ставьте сюда, к стеночке. Этот лучше положить, сейчас мы его и откроем, — говорил профессор Визе в лаборатории гидрологии. Название было написано на двери, на самом же деле это была обычная узкая каюта.
— Тяжело вам одному, я сейчас еще кого-нибудь попрошу в помощь. Все мои сотрудники на станции…
— Что вы, Владимир Юльевич, да я с этой коробочкой могу вприсядку… — Это я так сказал, хотя тащил ее из последних сил.
— Значит, готовы быть кем угодно, лишь бы с нами?
— Конечно. Я всю зиму мечтал. Только вот пришел поздно проситься.
Потом был ужин в кают-компании. Все сели за огромный стол, а я закрылся в каюте.
«Ничего, и поголодаю», — думал я.
— А где наш Решетов? — услышал я вдруг голос завхоза. — Старательный такой парень. Решетова куда дели?
Я выглянул из каюты.
— Марш за стол. Или живот каши не просит?
— Еще как просит!
— Вон твоя тарелка.
И я стал есть вместе со всеми.
Ночи здесь были светлые.
И пока Муханов спал, я расстелил лист бумаги и нарисовал Отто Юльевича, как он смотрит в подзорную трубу из Архангельска на город Астрахань. А там лежат наши овощи. Шарж так и назывался: «Где же овощи?»
Потом нарисовал Малера. Я его сделал одновременно очень страшным и перепуганным. «Не подходи — подорвусь!» — говорил он. Нарисовал еще профессора Визе, Муханова, завхоза.
Двери наших кают выходили прямо в кают-компанию. Я осторожно вышел и приколол к стене все свои рисунки.
Когда я улегся на койку, было уже без четверти пять и встало солнце.
Утром я проснулся от смеха и разговоров.
Смеялись и говорили за дверью в кают-компании.
— Отто Юльевич, вы на себя взгляните! — звал профессор Визе.
— А завхоз-то наш каков! Это кто же так славно поработал?
— Очевидно, Решетов, он ведь художник.
— А милый парень этот Решетов, жаль его, что не может попасть в экспедицию. — Это снова сказал профессор Визе.
Я как раз оделся и хотел выйти, но теперь затаился в каюте.
— Да, жаль, — сказал Отто Юльевич.
— Держись, — подмигнул мне Муханов за завтраком, — шансы твои растут. Опять же повезло тебе, что завтра мы не отчаливаем. Самолет никак не может долететь.
*
Двадцать пятого июля утром Отто Юльевич получил телеграмму от летчика Иванова: «Вылетел Ленинграда Архангельск, вечером надеюсь прибыть».
Но вечером пришла другая телеграмма: «В четырнадцать часов сделал вынужденную посадку в районе реки Онеги возле села Карельского. В воздухе сгорел мотор. Посадка производилась с остановившимся винтом. Самолет и экипаж невредимы».
