Зов Арктики | страница 11

— Не могу, дорогой мой Вовка.

«А ведь я совсем недавно просился так же, как эти мальчишки, на любую работу», — подумалось мне.

— Уж ты извини, я тебя возьму лет через десять, или вон — капитан Воронин — он точно возьмет. Верно, Владимир Иванович?

Воронин согласно кивнул.

— Хорошо вам, у вас и отцы небось капитаны были, и сами вы… А мне-то сколько ждать… — говорил, уходя, Вовка.

Этих слов никто, кроме меня, не слышал, потому что я уже вел их вниз, в машинное отделение.

«Мало найдется работников в области культуры и науки, которые в своей работе не соприкасались бы так или иначе с Отто Юльевичем, — столь разнообразен был круг его деятельности и интересов… Работавшим с ним в одной специальной области всегда казалось, что именно она и увлекает Отто Юльевича более всего».

А. Н. КОЛМОГОРОВ, академик

Отец Отто Юльевича не был капитаном.

И сам Отто Юльевич мог бы пойти в сапожники или в портные, но только не в ученые и путешественники.

Шмидта всю жизнь называли везучим. И со стороны это казалось так…

На самом же деле Отто Юльевичу, пожалуй, чаще не везло. Но он умел покорять обстоятельства и выходил победителем из невезения.

Он родился 1 октября 1891 года в тихом провинциальном белорусском городе Могилеве.

Его дед был обрусевшим прибалтийским немцем. Всю жизнь он батрачил на зажиточных людей и под старость арендовал кусочек «своей» земли — мызу.

Дед по матери был латышом. Но жизнь у него проходила в точности так же, как у деда по отцу. С детских лет батрачил и под старость — кусочек земли.

Отец Отто Юльевича, Юлий Шмидт, мальчиком пошел в ученики к часовщику. Он был слабым и часто болел, физический труд давался ему плохо. От часовщика он перешел в писчебумажный магазин, стал даже приказчиком — продавцом. Расхваливал покупателям тетради и чернила, продавал карандаши, всю выручку вечером сдавал хозяину. Здоровье его было по-прежнему слабым. В свободное время он любил помечтать. Он мечтал о независимой жизни.

Независимую жизнь Юлий Шмидт представлял так.

Неожиданно в городе появляется новая лавка. Там тоже продаются карандаши и перья, чернила и бумага. И за прилавком по-прежнему стоит он, Юлий. Но над входом вывеска: «Юлий Шмидт. Писчебумажные товары». И никто им не помыкает, не придирается, не подсматривает за ним. Он сам себе в лавке хозяин. Покупатели держатся с ним уважительно. Пусть выручка у него будет мизерная, лишь бы прокормиться. Но зато свое дело.

Из небогатого жалованья он постоянно откладывал деньги на будущее обзаведение. Но однажды, когда попробовал на эти скопленные гроши открыть самостоятельную торговлю, то немедленно разорился.