Подошел Алатырцев. Он ждал, когда командир закончит разбор, а потом пожал руку Сергею и улыбнулся.
— Поздравляю с первым полетом. Надеюсь, не последним.
Все свободное время Сергей пропадал в гидроотряде.
Отрабатывали парные полеты, и он уже несколько раз полетал для центровки, то есть для балласта. А однажды Долганов предложил ему сделать все, что положено бортмеханику на земле и в воздухе: он был уверен в своем крестнике.
К немалому его удивлению, у Сергея хватило силенок запустить мотор.
Долганов сидел в передней кабине летнаба задом наперед и следил за всеми действиями своего ученика, готовый в любую секунду прийти на помощь: для этой цели он вытащил из лаза моторные чехлы, чтобы проползти скорее в заднюю кабину, случайно не зацепившись за них. По глазам и движениям плеч Сергея он угадывал все, что тот делает, и успокоился.
После взлета и выхода на заданную высоту было положено по инструкции выбраться из кабины на фюзеляж к мотору и осмотреть, все ли в порядке. И Королев пришел в некоторое замешательство, когда высунулся из кабины по пояс, и, преодолевая сильнее давление ветра, вытянул руку, и схватился за косую стойку над кабиной. На грудь навалился тяжелый, словно мешок с песком, воздух, рукава раздулись и захлопали. Сергей глянул вниз и увидел легкие облачка и год ними матово блестевшую поверхность моря. Но надо вылезти из кабины полностью, надо выбраться к мотору, и не просто выбраться, а работать.
Королев почувствовал стук своего сердца. Ему пока казалось, что этот стук слышен Шляпникову и Долганову.
«Страх — это от воображения, — заговорил он сам с собой. — Если страшно, выходи навстречу. А ты, сердце, не стучи так сильно. Помедленнее. Потише. И тебе приказываю стучать медленно. Не колотись, как бычий хвост, это, в конце концов, неприлично».
И он ступил на площадку позади кабины, и его охватило ветром, как пламенем. Захлопали штанины и рукава куртки.
Вылезать он учился на земле, он еще на земле отработал, какой ногой ступать вначале и куда и какой рукой за что хвататься, и двигался к мотору на думая, автоматически.
«А вниз глядеть не нужно. Там нечего делать, внизу, — уговаривал он себя. — Мне совсем не страшно. Ведь не сдует меня в море, я руки не отцепляю, и вокруг меня расчалки. Тут даже мешок не сдует — он застрянет, а я все-таки не мешок. Вот проверим вначале подачу масла».
На масляном трубопроводе был стеклянный стаканчик, в нем булькал французский «гаргойль». Значит, порядок: масло идет в мотор.
