Телониус Белк | страница 92



Странно, но вышло так, что этот, купленный в Хельсинки по рекомендациям воображаемый белки был лучше всех. Но ведь со мной так всегда и бывает — один предмет со мной живёт долгую жизнь и пока живёт, он для меня самый лучший. Я не люблю менять полюбившийся привычные вещи. И жаль, что я сломал этот мундштук, малость не рассчитав. Всё потому, что решил закрыть его не снимая трости, которая залипла на мундштуке после исполнения «Щедрика» на морозе перед нюрнбергской пивной Альтштадтхоф. А потом, когда менял дислокацию, чтобы срубить десятку перед вокзалом— глядь, а мундштук-то на две половинки расколот и невозможно играть.

Странная эта защита была — не колпачек, а вроде закрывашки от пива «Гролш» или «Кавллерист». Пожалуй, у меня пристрастие к вещам странного предназначения. На свете много такого странного, что когда показываешь, все вокруг чешут голову, приговаривая — «Ну ни фига себе, бывает же». Колпачок с жестяной крышкой — предмет из той же неестественно-загадочной серии. Загадочной не как Мопся, а как мой дубовый ангел — непонятно откуда взялся, что с ним делать и как он ко мне попал.

А после того как пропал ангел, у меня появилась сова. Тоже, надо сказать, весьма загадочная

— У меня за спиной сова, — иногда вдруг озадаченно обращаюсь к кому-то я, — Помогите мне.

— Что, — всегда переспрашивает валторнист или, в зависимости от подвернувшейся халтуры барабанщик.

Я показываю на спину, и все улыбаются.

Это застёжка в виде бирюзовой деловитой совы.

Я купил её в каком-то сувенирном киоске. Сейчас уже не вспомню где, когда купил? Когда в моей ситуации означает — когда деньги водились. А вот где? Вспомнить бы, где бирюзовый цвет считается приманкой для туристов? Вот там и надо искать такую сову.

А сейчас, надо её расстегнуть. И тогда я вылезу из перекинутой через плечо шлейки от саксофона….


Ботинок, наконец, заканчивает трепаться по телефону. Он садится за руль. Пытается пристегнуться, но потом вдруг бросает это занятие, и всё потому что не может попасть пряжкой в паз. Так ни фига и не пристёгивается. То же самое, хихикая, проделывает Мопся. У неё тоже ничего не выходит. Хотя вряд ли она сильно старалась. Скорее всего, просто так — похихикать.

Я же, напротив, опоясываюсь тугими ремнями как колбаса. Сижу себе на заднем сидении и уныло верчу в руках белкову записку. Зачем она превратилась в напоминание о мундштуке? Напоминать среди бела дня про всякие там мундштуки кажется мне скучным. Мотивация предыдущей записки была гораздо более трогательной. А вдруг я забуду про морошковый кофе?