«Бири большый розмер. Никаго ни слушай. С большым — будет всё глубже. И харошо». Вот что написал мне на этот раз Телониус Белк.
Сомневаться в том, что писал он не приходится, ведь говорит он с точно таким же лёгким, как будто слегка безграмотным акцентом. Да и не Мопсе же мне такие записки писать!
Вместо подписи — рисунок, накаляканный дешёвым, пачкающим бумагу карандашом. Как будто бы Белк на картинке. Но одновременно — и я тоже.
Узнаю, между прочим, свой карандаш. Хоть он и дешёвый, но у грифеля редкий цвет, полосатый как зубная паста. Я долго таскал его в кармане, пока вдруг от безделья не застирал белье, да так и вывесил за окно вместе с джинсами. А, поскольку привычки вывешивать бельё у меня нет, я благополучно забыл их там, за окошком.
Частично обледеневшие штаны были вчера обнаружены проветривающей комнату Мопсей. Она ещё удивлялась — почему не спёрли такие хорошие штаны и что с ними теперь делать. Значит и фломастер видела в последний раз тоже она. Да только вряд ли он ей для чего-то понадобился.
Итак, на картинке — трогательный, неуклюже нарисованый белк, во рту которого дымится сигара. Белк, понимаете? Но при чём здесь сигара? После рождественской ночи о них не хочется и вспоминать.
И вдруг до меня доходит, что это не сигара вовсе. Это круто скошенный, практически насквозь дырявый, саксофонный мундштук, который плавится от напряжения и дымит — ведь на таком без пяти минут дырявом мундштуке гораздо тяжелее играть. И я об этом откуда-то знаю. И всегда знал. Просто не понял сразу, о чём идёт речь.
Жаль. Думал, может Белку захотелось таких вот огромных сигар. Это было бы очень мило. Я бы уломал отца и на сигары, лишь бы Белк возвратился домой поскорей. А что? Ботинок и так подозревает, что я курю. Да и странно было бы не закурить здесь в одиночестве. Курить, правда, я совершенно не хочу. А сигар и в ближайших окрестностях хватает не нужно и в Хельсинки ехать. К тому же нам, кажется, был нужен мундштук. А ещё — новогодние подарки Ботинковым сослуживцам.
Забавно всё-таки — рисует Белк, также как и играет на пианино. Несогнутыми пальцами. И все линии от этого прямые, сурово прочерченные недрогнувшей лапой. Такой вот он у меня упрямый, несгибаемый Белк. И картинка у него вышла просто замечательная…
Мундштук в саксофоне, как известно, выполняет ту же функцию, что и подкова у лошади. Поэтому к саксофону привыкаешь меньше чем к мундштуку. Соответственно, хороший мундштук — это обычно надолго.
