Но ей вовсе не стоит меня протыкать насквозь. Я не закрытый. И уж тем более я не застенчивый псих. Я любезен, открыт и готов к любой реакции.
Я вынимаю своего ангела и сую ей в руку, настраиваясь на самые добрые мысли. Мопся раскрывает ладонь ещё улыбаясь, но потом скептически качает головой. В кулаке явно не то она собиралась увидеть.
И открытость моя сразу тает. Как кусочки льда под строительным феном — раз, и сразу вода…
— Ну как, — спрашиваю я, заранее делая голос безразличным.
— Кошмар, — принимается морщиться папин психиатр, — Давай-ка лучше другого купим. А этого выкинем. Я видела перед рождеством в Оулу — фарфоровые. Красивые, ряженые как на подбор стоят.
Звонит телефон и Мопс принимается разговаривать с какой-то Олей. Ангел падает мимо мусорного ведра. Тогда я подбираю его и кладу в карман с самым невозмутимым видом. Трясу, уставшими быть свёрнутыми в фигу пальцами. Я сделал всё, что мог. Совесть моя чиста. И теперь мне даже ругаться на эту глупую тётку не хочется.
Этот ангел пойдёт кочевать по моим карманам и будет периодически заявлять о себе. Например, у врача на кушетке он выпадет из кармана, а я застесняюсь и уйду, так и не подняв разговор о «кранкенкассе». Потом меня попросят не показывать ангела детям, ведь он такой урод, и Клара его боится. Наконец, на него наступит Яннике. Голой ногой. Пострадает, конечно, больше она, чем ангел. Такому дубовому всё нипочём.
Но однажды он всё-таки потеряется. Вместе с дышащим на ладан чемоданом грязного белья, уехавшего в багажный отсек по чёрной ленте. «Я не очень люблю христианские цацки», — прошептал я перед этим таможеннице, оправдываясь за небольшой инцидент с завалившимся за подкладку ангелом, — «И, вдобавок, с детства ненавижу творожную пасху». — «Но, при том, эти игрушечные ангелы, просто чудо как хороши», — вздохнула таможенница-мусульманка перед тем, как помочь запихнуть обратно развалившийся при осмотре чемодан и отправить его вперёд по багажной ленте.
Записка от Белка номер два неожиданно появилась в моих руках, вывалившись из кармана, едва я пристегнулся ремнём безопасности. Это всё та же записка что и вчерашняя, но сейчас она загадочным образом поменяла свой цвет, запах, да и общий смысл послания тоже слегка изменился. Недоверчиво принюхиваюсь. Записка пахнет шишками и осенним жухло-пожухлым листом. Вот это действительно удивительно. Ведь за стёклами машины снег валит таким хлопьями, будто из ковша эскаватора сыпется белый грунт.
