Поездка в Хельсинки рискует превратиться в позорище на всю жизнь. Неужели она и вправду собирается волосы завивать в мелкий бес, как в публичном доме? С надеждой бросаю взгляд на Ботинка. Только он способен выдернуть фен из розетки и прекратить завивку Мопсиных волос. Но Ботинок нежно прикасается к её голове свободной рукой, а другой, пока Мопся, рыча, выдирает спутанный колтун из своей блистательной шевелюры, прилаживает на место почти выскочивший из розетки шнур от плойки.
Загадочная она всё-таки баба. Поэтому, наверное, Ботинок и поставил на неё всё. Баба с загадкой.
Сидит и смотрит брезгливо, будто в помойке порылась и нашла меня там. А заодно и Ботинка.
— Вы что мной, брезгуете что ли? — завожусь я, рассердившись от этой коварной мысли. Но ведь и вправду я чувствую себя как помоечный.
— Замолчи, — просит Ботинок.
Я еле сдерживаюсь, но это, чтобы не рассмеяться.
Определив Мопсю про себя как загадочную бабу, я понял, что только что потерял что-то важное родом из детства. Но ведь так поступать нельзя. Детство не может из-за какой-то бабы заканчиваться. Я, признаться, думал, что лет до двадцати доживу и уже тогда поставлю на детстве жирную точку. Правда решил я так еще когда мама не умерла. То есть, задолго до того, как папа завёл себе личного психиатра Мопсю.
— Я тобой не брезгую, — бросает Мопся — Просто сержусь.
Горячие бигуди шипят о Мопсины мокрые волосы. Ботинок поправляет на столе сброшенные дымчатые очки и уходит. Я остаюсь с Мопсей один на один и успокаиваю себя старинным, испытанным методом — навожу на неё фигу в кармане. Может быть, что-то изменится? С Горжеткой, бывало, срабатывало. Загадочнее Горжетки я ещё никого не видел. А эта Мопся, пожалуй, ещё загадочнее, чем она.
Внимания я так и не удостаиваюсь. Сразу две фиги, может, ей показать? Я опускаю руку в левый карман. В кармане нащупывается что-то рельефное. Ангел, ёлки-палки.
Попробовать, что ли, превратить Мопсю из загадочной бабы во что-то родное и материнское?
— Хочу подарить вам ангела, тётя Марина.
Мопся снова надевает свои дымчатые очки и внимательно смотрит на мою переносицу. Я знаю, что у психиатров этот метод называется «тёмная точка». Когда выбираешь тёмную точку и смотришь в неё, кажется, что взгляд пронзает насквозь. Или ты сам превращаешься в тёмную точку. Этимология до конца не ясна, но то, что они называют тёмной точкой растёт у тебя в голове и перекрывает пути к отступлению. В том случае, конечно, если ты самый настоящий закрытый, застенчивый псих и пришёл к психиатру Мопсе по адресу.
