Спрашиваю её про мать Валентина:
— Саня-то Чистякова с какого года?
— С двадцать восьмого, Маня Саннушкова — ее сестра, с семнадцатого, а Колька у них с двадцатого, но он уже помер. Коля Одинцов с двадцать четвертого. Это закадычный друг твоего отца. Он да и Иван Парамонович. Бывало уж они попили винца в молодости. Отец твой заготовителем был. Ездил по деревням, принимал пушнину, шерсть, шкуры. Деньги и друзья у него водились. А деньги всё пропивал! Случалось в старом доме за столом по восемь — десять мужиков сидело. Да не один-то день. Мне приходилось отогревать в чугуне красное вино в литровых бутылках, в «бомбах». Не откажешься. Кого только не было в доме. И Саша Беляев с Пестова, и Вася Милавин, и Проня Васильев, и Кешка Кириков из Заричнева, и другие из Нестерова, со Спиц с Катаева. Доходило до страсти — теленок ходит на лугу, а уже его шкуру пропивают. Когда отец помер друзья — то эти и хоронили его. Гроб сработали, Коля Одинцов ограду сковал. Спасибо ему. Прошло уж двадцать с лишним лет. Одинцовы и сейчас пьют. Недавно Тоня стоит в магазине. Просит вина, а ей не дают. Вышли мы с ней из магазина, а навстречу Коля бежит. Не смог ведь дождаться! Что, мол, не дают без талонов? Так я, сейчас дорогого на всю пятисотку куплю, и показывает бумажку. У них денег хватит. Они молодцы. Вон сколько деток подняли. Раньше присловили: «Шестеро робят, так и барина съедят». Помню в шестидесятом г оду мы вот в этот дом переехали. И что —то мне понадобилось. А жили-то мы худо. У меня на руках вас трое. Уже два года как не было отца. Я и пошла к Коле Одинцову.
— Наверное, надо было крышу крыть? — предположил я. — Крыша на дворе была вся трухлявая.
— Нет! Не помню уж за чем и пошла. А в доме-то у них такая хорошая обстановка. Горка и комоды и шкафы. А в те годы я надсадилась. Чуть не умерла. Лес — то мы сами рубили. С тобой да Ритой. Балан пилили. Гено Шириков надрал дранки. Спасибо ему! Крыша-то большая. Не мало было надо. А крыли два Кольки — Чешков и Смирнов.
— И Валька Суконщиков, — вставляю я.
— Нет! Валька перевозил наше тряхомудие на машине. Дали ему на полчаса. Яишница еще в кузове в сковороде ехала не дожаренная. А помню Валька как-то огород перебирал. А столбы-то старые от него распилили да накололи дров. А тут как раз кто-то на старой колхозной бане потолок порушил. И вот приходит бригадир Сашка Васильев. Глянул на дрова-то от столбов у печки. Да Попову потом и сказал: «Это Тая потолок в бане разобрала, да и топит». Попов-то повстречал меня и давай грозить: «Вот вы такие, сякие… Я тебя посажу».
