День-то? – и не солнечный, а паркий.
Долго ли томиться у палат?
Грамота и царские подарки
отданы три месяца назад.
Нет высокомерия и следу
в русских предложеньях, как и встарь:
в грамоте – монаршему соседу
дружбу предлагает государь.
Ищет обоюдного довольства
в близости Китая и Руси.
С этим и отправлено посольство
к трону императора Канси
[35].
― Скоро ли ответные поминки?
[36]― Вынесут… немного погодя!
Первые тяжёлые крупинки
щедрого приморского дождя…
Дождь – надолго… Сердится подьячий:
«Третий час уж мокнем под дождём. ―
Блещет исподлобья взор горячий. ―
Дерзок ты, Гаврилыч, вот и ждём.
Гордости твоей урок, посланник, ―
что о праве толковал тому,
в чьих глазах всяк иноземец – «данник»?»
Старший молча слушает. Ему
сорок лет. Но инеем прошита
шапка тёмных вьющихся волос.
Крупное лицо светло, открыто.
Мечен палачом крылатый нос.
Эта мета – знак противоборства
с гнётом Порты
[37] на родной земле.
Гневная душа не стала чёрствой.
Острый ум не огрубел в седле.
Как же понимает чувство долга
тот, кто путает с гордыней честь?
Длится ожиданье. Дождь – надолго.
Что ж, не привыкать: терпенье есть.
Италийский, гальский или свейский:
всяк ли берег памятный – любим?
А в России – край приенисейский
ты сравнил с отечеством своим,
Николай Гаврилович Спафарий,
государства Русского посол!
Был слуга безвольных господарей
[38],
но честнее службу предпочёл.
Ах, Париж и гордая Стекольна
[39],
заслоните родину не вы ―
расцветет Молдавия привольно
под рукою матушки-Москвы!
Свой талант, и знания, и совесть
на алтарь свободы принеси,
чтобы креп, к борениям готовясь,
наш союз – Молдовы и Руси.
Государь учёности редчайшей,
дипломат, настойчивый в борьбе,
Алексей Михайлович Тишайший
усмотрел сподвижника в тебе.
Рубежи державы неспокойны.
От нашествий Боже упаси.
Не воспрянут солнечные дойны
[40],
коль затужит песня на Руси.
К богдыхану, к ловким царедворцам ―
мудрецам восточного царя
ты пришёл достойным миротворцем,
и пришёл, наверное, не зря…
Отзвучали струи дождевые,
хоть казалось, нет им и конца.
Загорелись блики золотые
на глазури пышного дворца.
Черепицей крытые палаты,
заблистав, поплыли в небеса…
Замелькали пёстрые халаты.
Раздались чужие голоса.
Оживились гости, как на рынке:
― Серебро несут…
― Камкý…
― Атлáс…
― Хороши вы, ханские поминки.
― Что взамен потребуют от нас?
Огласил сановник повеленье.
Перевёл толмач-иезуит…
― Говорят… чтоб стали на колени?
Потому – обычай-де велит?!
