Обычно считают, что Екатерина так не по-доброму поступила с владыкой из-за вопроса о церковных землях. Что якобы он один из всех архиереев русской церкви осмелился открыто протестовать против ограбления Церкви государством.
Это и в самом деле так. Все смолчали, а он выступил. И кое-кто из нынешних либералов ёрнически утверждает, что, мол, другие мученики пожертвовали жизнью за Христову веру, а он — за церковную недвижимость[15]. Шутнику, однако, можно возразить, что церковь без недвижимости — такой же раб государства, как и любой лишённый имущества и самостоятельного дохода человек. В этом смысле секуляризация времён Екатерины — ровно то же самое, что коллективизация сталинской эпохи, с той разницей, что Сталин и коммунисты были идейными врагами того, с чем боролись, а Екатерина, по крайней мере формально, принадлежала православной церкви и подходила время от времени под священническое благословение. Так что её политика в этом вопросе не только преступна, но и лицемерна.
Но дело всё-таки не в этом.
Дело, конечно, в том, что если раньше над империею и Церковью стояла просто баба, то теперь — мужеубийца, дважды цареубийца, захватчица престола и нераскаянная блудница, а её опору и окружение составляли головорезы, казнокрады, развратники, клятвопреступники, нахалы и хитрые заговорщики. То есть просто Вавилон, пробы ставить негде. Может быть, с точки зрения прогрессивного развития и государственной пользы так и нужно было. Но с точки зрения пастырского служения… Скажем политкорректно: намерение именно этой власти отобрать у Церкви её многовековые владения выглядело вызывающе.
Обе стороны конфликта понимали это. Потому императрица и оказалась столь чувствительна к словам ростовского митрополита. Именно к словам, ибо поделать против секуляризации он ничего не успел да и не мог. Ну а на словах он, не умевший до нужной степени сдерживаться, видимо, высказал нечто такое, что перевернуло нутро императрицы и превратило её прямо-таки в дикую кошку. Скорее всего, это какие-то слова о двух императорах, убитых по её приказу или с её одобрения. В следственном деле есть глухие упоминания (опять чей-то донос): якобы он намекал, что следовало выдать императрицу замуж за шлиссельбургского узника Ивана Антоновича, пока тот был жив. Или что-то в этом духе. Может быть, в издевательском тоне: мол, засадить бы её в камеру к этому узнику да там навсегда и оставить.
Вот за это можно было заработать пожизненное заточение в каменном мешке и имя Андрея Враля.
