. То есть всякий преступивший закон человеческий виновен также и по закону Божию. И суд церковный грознее суда государственного: за что государство судит, за то и церковь судит; и за что государство не трогает, церковь тоже судит.
М-да. Суровый человек.
Справедливости ради отметим, что враги митрополита Арсения в итоге остались при своём. Ни Лыткина, ни Терпигорева не сожгли на костре. Скорее всего, оба они спокойно уехали на время из своих имений, подальше от прегордого владыки, и где-то за пределами его епархии жили себе, как жили и раньше.
А с самим митрополитом получилось по-другому.
Вот что в одном доносе повествует некоторый посадский человек Волчок из города Романова, что на Волге (ныне Тутаев): «На слова его, Петра Волчка, что он-де пожалуется на митрополита самой императрице, Арсений-де сказал, что ему, митрополиту, императрица-де не указ и что он сам себе императрица»[14].
Правда ли это или, скорее всего, поклёп, но образ мыслей митрополита Арсения уловлен Волчком, по-видимому, верно. Какая-то там императрица архиерею не указ.
Вообще-то, действительно странная картина: верховный судия во всей православной России, в том числе и над православной церковью — кто? Незаконнорожденная старая девица, пребывающая в блудном сожительстве, поставленная на высшую ступень власти пьяными солдатами, ума не слишком дальнего и уж, во всяком случае, науками не просвещенного. Попросту говоря — баба.
Одно хорошо, что баба, в сущности, не злобная. И пока жива была императрица Елизавета Петровна, Арсения не трогали. Может быть, она и вовсе не прочитала донос романовского мещанина. То есть наверняка не прочитала, никто из секретарей и фаворитов не подсунул ей в удобный момент оную бумагу. Иначе бы, конечно, без последствий это дело не залежалось. Но, во всяком случае, Арсений, оставаясь митрополитом, пережил Елизавету и её эфемерного преемника Петра Фёдоровича. А вот при Екатерине Алексеевне нашла коса на камень.
Мы не будем пересказывать подробности конфликта между владыкой и государыней, ибо суть не в подробностях. Суть в том, что на первом же году царствования новой императрицы, в апреле 1763 года, шестидесятипятилетний архиерей был предан суду Синода, извержен из сана, сослан в монастырь на покаяние, а ещё через четыре года расстрижен, по высочайшему указу переименован в Андрея Враля, переодет в «мужичье платье» и отправлен в лютеранский Ревель, где и закупорен в крепостном каземате. Даже исповедаться и причаститься ему разрешили только перед самой смертью.
