— Давай опробуем для начала твою кровать, — предлагаю ей на полном серьезе, но девушка качает головой.
— Мы не можем, нас ждут к ужину.
— Плевать. Я бы лучше поужинал тобой!
Ее приоткрывшиеся губы, раскрасневшиеся от поцелуев, так и манят ко второму раунду. Кто бы мог подумать, что она так здорово целуется! Однако Катастрофа отстраняется… Не пойму, в чем причина столь резкой перемены, только она меня не радует.
— Нет, было бы невежливо не спуститься к ужину. Я и так чувствую себя не в своей тарелке…
— Брось, это всего лишь Шарлотта, брюхатая женушка моего папаши… — и осекаюсь при виде ее недовольного личика. — Что, она все-таки брюхатая!
— Я, знаешь ли, тоже была «брюхатой», — произносит она по слогам, как будто бы вдалбливая слова неприятного прямо в мой мозг. — И это было прекрасно.
Приходится признаться:
— Не люблю беременных — они выглядят смешно, что бы ты там ни говорила.
— Ты и детей не особо любил, — парирует Катастрофа, — однако мне начинает казаться, что Ангелика тебе не так уж безразлична, как ты хочешь показать…
Абсолютно бредовая идея, от которой я отмахиваюсь такими словами:
— Все, я пошел принимать душ. Встретимся минут через десять… — И уже вполоборота: — Тебе бы тоже не мешало освежиться: может быть, холодная водичка освежит твои катастрофически взопревшие мозги. — Захлопываю дверь ее комнаты и иду к себе.
Глупая девчонка полагает, что, если я проявил немного человеколюбия, меня уже можно в чем угодно обвинить: например, в расположении к пискле. От возмущения едва не ошпариваю себя кипятком и шиплю самым диким образом…
И все-таки приятно, приходит в голову шальная мысль, иметь под рукой всегда покорное соблазнительное тело… Нет, может, и не совсем покорное, но соблазнительное в любом случае. Покорность же — дело практики, тем более, что девчонка меня хочет. А большего мне и не требуется…
Через целых пятнадцать минут, когда мне приходится торчать в ее ожидании под дверью запертой комнаты, она-таки появляется в летнем сарафане на тонких бретельках и извиняющейся улыбкой на губах.
— Прости, чуток припозднилась, — небрежно бросает она, направляясь в сторону лестницы, и я, зачарованный танцем широкой юбки вдоль длинных соблазнительных ножек, на автомате отзываюсь:
— Ничего страшного, сойдет.
Только в холле я, опомнившись, и спрашиваю:
— А где же Ангелика?
— Спит. Спасибо, что поинтересовался! — И все это с таким видом, что я невольно улавливаю какой-то скрытый подтекст.
