— Не хочешь ничего мне рассказать…
— Что, например?
— Да вот хотя бы, куда мы едем.
Какое-то время он молчит, явно не в силах озвучить необходимое признание, но потом-таки пересиливает себя:
— Мы едем в дом моего отчима. Этого достаточно?
— Не совсем, — приходится признаться мне, и Юлиан шипит.
— Однако придется удовлетвориться этим. Я не расположен к психоанализу… Просто помолчи, хорошо?
А что мне еще остается: прикусываю язык и представляю свое возвращение в Нюрнберг и новую встречу с Шарлоттой, с которой виделась лишь однажды, в кафе в начале зимы. Интересно, она уже родила? И какой этот Адриан, отчим Юлиана, о котором он так не любит говорить.
Мысли, одна любопытнее другой, теснятся в моей голове, и я занимаю себя ими до самого приезда в Нюрнберг двумя часами спустя.
15 глава. Юлиан
Дверь нам открывает Шарлотта… Огненно-рыжая, с большим животом, она кажется мне донельзя комичной. Не знаю, что нашел в ней отец — меня она никогда не заводила.
Просто хотелось сделать ему больно, так же больно, как было мне после смерти матери, да и вообще в целом. И Шарлотта казалась идеальной кандидатурой для этого…
Сейчас я сам себе кажусь каким-то ребенком: сначала Франческа, потом Шарлотта… Да, это было забавно, но чрезвычайно глупо.
— Здравствуй, Шарлотта.
— Здравствуй, Юлиан.
— Адриан.
— Здравствуй, сын.
Мы здороваемся официально, словно коллеги по бизнесу, а не родные люди. Впрочем, я никогда не считал Адриана отцом — только маминой слабостью, которую она так в себе и не изжила.
Не люблю слабых людей!
— Это Эмили… она поживет в этом доме, — то ли спрашиваю, то ли полу утверждаю я. Катастрофа выступает вперед и не без смущения пожимает руки Адриану и Шарлотте.
— Это и твой дом тоже, — произносит Адриан серьезным голосом. И я так и слышу недосказанное: «Если только ты готов соблюдать определенные правила». — Ты волен приглашать гостей, если находишь то необходимым.
Надо бы, наверное, поблагодарить за подобную сговорчивость — все-таки после выходки с Алексом Адриан велел мне не появляться более в этом доме — однако язык буквально не поворачивается, и я молча киваю. А Шарлотта — вот уж не думал, что буду ей благодарен!
— переключает всеобщее внимание с меня самого на маленькую писклю.
— А это у нас здесь кто? — спрашивает она, склоняясь над автомобильным креслицем, в котором Эмили держит ребенка. — Маленький ангелочек?
И Катастрофа отвечает:
— Почти угадали: ее зовут Ангелика. Моя дочь.
