— Не, я пас. Пойду домой и завалюсь спать!
— Спать?! — поигрывает бровями приятель. — Не похоже, чтобы ты особо высыпался в последнее время. — И с блеском в глазах: — Колись, кто поджидает тебя в теплой постельке?
— Твоя мамочка. — Отпихиваю его рукой и ухожу прежде, чем он успевает продолжить свои неприятные для меня расспросы.
Свет в окне не горит: значит все спят, и я крадусь по собственной квартире, словно вор-домушник, замысливший недоброе… Только бы не наступить на мерзкого пса и не разбудить писклю-террористку. И вот, когда, казалось бы, полоса препятствий пройдена на отлично, и я валюсь на постель со вздохом облегчения — чья-то волосатая морда тычется мне прямо в лицо. Я вскакиваю с невольным вскриком и зажигаю ночник: патлатый монстрище лежит на другой половине кровати и глядит на меня вроде как с вопросом: «А ты чего это скачешь, словно кузнечик? Давай поцелуемся». Вот же ж…
— Убирайся с моей постели, грязная псина, — гоню я наглого ретривера с постели, и тот нехотя, но спрыгивает на пол. — Пошел вон из моей комнаты! — Выталкиваю его из комнаты и захлопываю дверь.
В собственном доме покоя нет! Блох, наверное, напустил, мама не горюй. Укладываюсь на самом краю и с облегчением выдыхаю… Глаза закрываются, перед ними начинают проноситься яркие картины чего-то донельзя приятного — и тут я слышу это: противное поскребывание в дверь моей спальни. Поскребывание с другой стороны, с той самой, за которой я оставил блохастое животное.
Пытаюсь абстрагироваться от монотонного, режущего слух звука, однако выходит не очень… Приходится накрыть голову подушкой. Теперь слишком душно, да и не очень-то помогает, если честно.
В этот момент дверь тихонько приоткрывается, и оккупантша произносит:
— Пусти уже Лэсси спать в твоей комнате — она так привыкла, понимаешь.
— Она хочет не просто спать в моей комнате, — отвечаю безумной катастрофе по имени Эмили, — она хочет спать в моей постели.
И слышу, как та фыркает:
— Поверь, от нее заразы меньше, чем от твоих вчерашних красоток. Просто не будь букой! Иначе ни один из нас так и не выспится.
— Я тебя убью, Эмили Веллер! — произношу зловещим полушепотом, запуская в наглую девицу грязным носком.
Она негромко охает — просто от неожиданности, должно быть — и отзывается с наигранным ужасом:
— Чему вас только мама учила, бессовестный вы человечище: швыряться в даму грязными трусами — верх неприличия.
И я насмешничаю:
— Мечтаешь увидеть мои трусы? Для той, что видела меня без них — это весьма странное желание.
