Я выступаю вперед и слышу, как Юлиан произносит:
— Никакой я вам не папаша. Я не такой дурак, чтобы заводить ребенка от какой-то левой девчонки… На вот, — он протягивает мне якобы случайно оброненное удостоверение личности, — нашел на своем пороге. Ты мало того, что захватчица, так еще и убийственно безалаберна. Скажи спасибо, что я возвращаю его тебе.
И я произношу:
— Спасибо. — Голос такой писклявый, что я сама его еле слышу. Не удивительно, что парень презрительно кривится, отступая на шаг назад.
— Так ты ее не забираешь? — осведомляется фрау Хаубнер недовольным голосом. — Завтра я выставлю ее за дверь, так и знай.
Юлиан улыбается: должно быть, счастлив, что это не его проблемы — мои. Так он, впрочем, и говорит:
— Она знала, на что шла, обзаводясь своим писклявым довеском, так что пусть сама и выкручивается. А я тут не при чем… — Он поднимает руки ладонями вверх и продолжает отступать к лестнице. Через мгновение его уже нет: только быстрые шаги доносятся с нижнего лестничного пролета.
Мы с Кристиной молча переглядываемся, а Хайди Риттерсбах, выступив из-за угла, со знанием дела произносит:
— Похоже, придется применить тяжелую артиллерию. — И она в очередной раз похлопывает меня по спине.
Девушка под боком — та, имени, которой я даже не удосужился узнать — тычет меня рукой.
— Телефон звонит, — хрипит она спросонья. — Ответишь?
Выругиваюсь, пытаясь нащупать смартфон на прикроватном столике. Кому пришло в голову звонить посреди ночи? Так и прибил бы, честное слово.
— Алло? — буквально рычу в телефонную трубку, давая понять незадачливому абоненту всю силу своего негодования.
И тот спрашивает:
— Юлиан Рупперт?
— Да, это я, черт возьми. Кто вы такой и что вам от меня нужно?
— Офицер Винтерхолер, — отвечает невозмутимый голос, — полиция Мюнхена. Я звоню вам по поводу Эмили Веллер, знаете такую?
— Впервые слышу, — кидаю, не задумываясь, почти готовый нажать кнопку отбоя, однако слова офицера останавливают меня.
— А вот она, похоже, хорошо вас знает, молодой человек. Г оворит, вы отец ее ребенка и вышвырнули ее на улицу, не особо заботясь об их с дочерью благополучии…
Я почти теряю дар речи от возмущения, даже рот приоткрываю, не в силах выдать что-то хоть минимально похожее на связную речь. А потом меня прорывает:
— Вы, наверное, шутите?! — ору во весь голос, не особо заботясь о приличиях. — Эта девка обманом пробралась в мой дом, а теперь еще и ребенка впаривает. Да пошла она знаете куда…
