Мужской голос с другого конца телефонной трубки убийственно невозмутим:
— Так, значит, вы все-таки знаете эту девушку? А минуту назад уверяли в обратном. — И другим, более угрожающим тоном: — Лучше бы вам приехать в полицейский участок, герр Рупперт, и забрать свою девушку домой. Если вы этого не сделаете, — он выдерживает многозначительную паузу, — последствия могут быть не самыми приятными для вас обоих. — И он называет мне адрес полицейского участка.
— Это не мой ребенок! — единственное, что успеваю прорычать я прежде, чем телефонные гудки раздаются прямо у моего уха.
Вот ведь лживая корова, сказала, что я отец ее ребенка… С такими, как она, вечно одни проблемы! Хлопают своими невинными глазищами, а потом — бац! — примите и распишитесь. Нет, со мной этот номер не пройдет… Еще посмотрим, кто кого.
Выталкиваю сонную клушу из своей постели и велю ей убираться. Она вся такая помятая со сна, расхристанная, с размазанной под глазами тушью — отвратительная, одним словом.
Хочется запустить в нее вот хотя бы туфлей, изгоняя, словно мерзкого таракана, а она еще канючит телефончик и мечтает сговориться о новой встрече.
Никогда!
Может и не надеяться.
— Пошла вон! — ору на всю квартиру, натягивая джинсы и футболку. А потом с размаху луплю кулаком по дверце шифоньера… Резкая боль огненным всполохом проходит от костяшек до предплечья, и я рычу, не в силах снести этого молча.
И все из-за этой девки с ребенком, будь она трижды проклята!
Уже выходя из квартиры, смотрю на часы: половина пятого утра. Что, спрашивается, она делала на улице в это время? Каким образом оказалась в полицейском участке?
От каждого нового вопроса я закипаю с удвоенной силой и несусь по просыпающимся улицам города, подобно ангелу-мстителю, готовому убивать.
Ну, Эмили Веллер, берегись!
Выяснив по какому делу я явился, меня ведут в отдельный кабинет. Там я и вижу ее, девицу с ребенком, сидящую на стуле и глядящую на меня лишь слегка виноватым взглядом. Словно и не она вовсе выдернула меня из постели посреди ночи и не заставила тащиться через весь город ради выяснения заведомого бредового факта: факта моего мнимого отцовства.
Все в ее кажущемся облике пай-девочки вызывает во мне раздражение: и эти голубые глазища под черными бровями, и забранные в хвост волосы неопределенного каштановобезобразного цвета, даже ее обтянутые малиновыми колготками ноги вызывает во мне приступ изжоги. Иррациональный, но самый что ни на есть натуральный! Я уж не говорю о ее груди, при воспоминании о которой я мысленно сжимаюсь… Она неизменно ассоциируется с маленькими детскими губами, вцепившимися в ареолу ее соска.
