Его же самого не любили и избегали все. Его даже стали под конец ненавидеть – почему? Он не знал того. Презирали его, смеялись над ним, смеялись над его преступлением те, которые были гораздо его преступнее.
– Ты барин! – говорили ему. – Тебе ли было с топором ходить; не барское вовсе дело.
На второй неделе великого поста пришла ему очередь говеть вместе со всей казармой. Он ходил в церковь молиться вместе с другими. Из-за чего, он и сам не знал того, – произошла ссора; все разом напали на него с остервенением.
– Ты безбожник! Ты в Бога не веруешь! – кричали ему. – Убить тебя надо.
Он никогда не говорил с ними о Боге и вере, но они хотели убить его, как безбожника; он молчал и не возражал им[100].
Заветной мыслью Достоевского была непреложность осознания преступником своей вины и неправоты перед Богом и миром. Залогом спасения и немеркнущей искры Божьей в человеке – надежда последнего убийцы на то, что по иную сторону бытия его жизнь будет взвешена на иных весах, и ее земная неудача будет понята и прощена. Каторжане интуитивно чувствуют особость, «барское» высокомерное отрицание Бога, в совершенном Раскольниковым убийстве. В этом отрицании – мистическая сторона происшедшего. Раскольников, сознательно убивший в себе веру в высший порядок мира, предстает мистическим самоубийцей, свершителем тягчайшего религиозного преступления. Поэтому мотив чудесного воскресения проходит, как единственная надежда, сквозной нитью в повествовании:
– Так вы все-таки веруете же в Новый Иерусалим?
– Верую, – твердо отвечал Раскольников…
– И-и-и в Бога веруете? Извините, что так любопытствую.
– Верую, – повторил Раскольников, поднимая глаза на Порфирия.
– И-и в воскресение Лазаря веруете?
– Ве-верую. Зачем вам все это?
– Буквально веруете?
– Буквально[101].
«Евангелие от Иоанна» цитируется еще один раз в тяжелой сцене разговора в комнатушке Сони, третьего персонажа, с которым (через «царицу») связан герой «Москвы – Петушков»:
– Где тут про Лазаря? – спросил он вдруг.
Соня упорно молчала и не отвечала. Она стояла немного боком к столу.
– Про воскресение Лазаря где? Отыщи мне, Соня.
Она искоса глянула на него.
– Не там смотрите… в четвертом евангелии… – сурово прошептала она, не подвигаясь к нему.
– Найди и прочти мне, – сказал он, сел, облокотился на стол, подпер рукою голову и угрюмо уставился, приготовившись слушать[102].
Евангельские черты проступают во всем облике маленькой женщины, ставшей проституткой в силу ужасных жизненных обстоятельств. В первом же рассказе ее отца возникает образ
