Мерседес, прибежав в свою комнату, не раздевшись, бросилась на кровать и начала заливать горькими слезами свою батистовую подушку. Удивлённая Элеонора в шоке смотрела на Мерседес, не пытаясь утешить. Жива и ладно, главное, чтобы она не плакала из-за того, что ненароком убила Гарсию. Это было бы неприятно.
Уже успокоившись, Мерседес скупо отозвалась, что Эрнандо она видела, но разговор не получился, и он ушёл, не поговорив с ней, потому что он моряк и ему незачем разговаривать с придворными магичками. Так Элеонора поняла скупые слова Мерседес.
— Ну и что? Пусть живёт, как хочет. Я даже сама подумывала познакомить его со своей сестрой, — внезапно призналась Элеонора. — Но потом поняла, что он просто её недостоин. Не по чину руку просить. Ты ещё ладно, а нам не следует.
Мерседес только зыркнула на эти самоуверенный слова заклятой подруги — дочери маркиза, и, больше ничего не говоря, стала раздеваться, чтобы улечься в кровать. Лежа уже под тёплым одеялом в ночной сорочке, она снова и снова прокручивала в голове весь разговор с Эрнандо.
Да, он был прав в своём мнении. Она — взбалмошная девица, которой вожжа попала под хвост. Ему действительно нечего было предложить. Предложить должна была она, или привязать его к себе любовью, а не глупыми требованиями. Впрочем, она слишком молода, чтобы не ошибаться. Но Эрнандо стал ей ещё больше нравиться после этих прямых слов. Значит, он не позёр и не моральный урод! Не стал заманивать к себе в постель, чтобы потом бросить или исчезнуть навсегда из её жизни.
Он не пытался ей понравиться, не пытался лебезить или увиливать. Что хотел, то сказал и ушёл. Всё же, Мерседес успела увидеть в его глазах отблеск тщательно скрываемых чувств. А ещё она заметила новый шрам у него на лбу. Теперь понятно, что он воевал с пиратами, а не сидел с проститутками в таверне.
Она должна попытаться привязать виконта к себе, даже если судьбе будет угодно вместе воевать с пиратами. «Надо попытаться!» — и, успокоив себя этими словами, она благополучно заснула. Девушки бывают ужасно наивны, но всё же у них есть полное право оставаться такими.
Утро принесло начало ещё одного дня. К Мариз ещё было рано идти. С поганым чувством на душе, я собрался и поехал в своё имение, где и провёл полдня, наслаждаясь тишиной. Нанятая кухарка накормила завтраком и обедом, а ужин я взял с собой.
Боевая кляча, купленная по случаю, отвезла меня обратно в Толедо. Зайдя в академию, я засобирался к Мариз, но мои недолгие сборы внезапно прервал слуга. Постучав в дверь и получив разрешение, он вошёл и сказал:
