— Она через сутки вернется к причалу.
Он кивнул мне, спросил так же ровно:
— Где вы меня устроите?.. И все документы, относящиеся к работе крана, попрошу.
— Можете в женском кубрике, он сейчас свободен.
— Хорошо.
— Покажи все наши документы, — сказал я Енину, глянул на Саньку: — Пошли.
С опаской поглядывая на Кузьмина, она быстро пошла на кран. На берегу теперь уже гудели три самосвала.
— Поел бы, Серега! — вздохнула тетя Нюра.
— Спасибо, еще не нагулял аппетита, — и я пошел на кран.
Несколько первых циклов пришлось сделать быстрее обычного, чтобы загрузить песком ожидавшие самосвалы. Потом я вошел в нормальный ритм работы, закурил. В первый же коротенький перерыв, когда машина и лебедка были выключены, Санька успела сказать мне:
— И чего я так милиции боюсь? Даже будто сама сразу виноватой оказываюсь!.. — Вздохнула задумчиво: — Или уж потому, что без родителей выросла, в детдоме?
Я работал, а Санька часто теперь уходила с крана. Давление пара и уровень воды в котле были нормальными, и я поэтому ничего не говорил ей.
А она так же в короткие перерывы сообщала мне, что Кузьмин с Козыревым осмотрели Игната, написали какую-то бумагу. Потом Кузьмин опросил Енина с Пироговым, те спали, когда Игнат сорвался с трапа, ничего не видели.
Ничего не могли сказать Кузьмину и Смоликов, и тетя Нюра. Катя пока спала.
На кране появился Смоликов, сонное лицо его было равнодушно-спокойным, но сказал он Саньке деловито и быстро:
— Твоя очередь, голубица. Зовут следователя Виктор Трофимыч. Говори ему все, как было, и только то, что видела сама. Отвечай коротко, помни, что он записывает каждое твое слово, не фантазируй.
Санька испуганно глядела на меня, я улыбнулся ей:
— Иди, иди, так и действуй.
Она медленно, оглядываясь на меня, пошла с крана. Я начал работать. Смоликов шуровал в топке, подбросил угля, качнул воды в котел. В считанные секунды, когда на кране стало тихо, — я травил раскрытый грейфер, — он сказал мне:
— По всему получается, Серега, что Игнат просто сорвался…
Я обернулся, поглядел на него. Лицо его было равнодушно-неподвижным, но я-то знал, что Смоликов все видит и замечает. На миг даже мне показалось, что он помнит, как я, только очнувшись, расспрашивал его о трапе… Поэтому я сказал:
— Игнат — человек опытный, сильный и ловкий. Да и выспался он перед сменой нормально… С другой стороны — и на арбузной корке можно поскользнуться.
В лице Смоликова решительно ничего не изменилось. Но смотрел он на меня дольше обычного, потом все-таки кивнул согласно. Я дал пар в машину и впервые с удивлением и растерянностью понял, что ведь и обо мне самом можно думать, что угодно… Все знают, что я люблю Катю, а она любила Игната. Кузьмин застал меня с ней.
