— Детки, гоните всю отару целиком, ради бога! — кричал далматинец Джуро.
Всадники вихрем помчались к кошаре, а отряд остановился на поляне, поросшей густой зеленой свербигой. Коней пустили пастись. Все мгновенно оживились, словно хорошо выспались, сразу заговорили, стали предлагать различные планы действий. Словом, как только отряд понял, что скоро будет хлеб, ему стало море по колено.
— Где ж это слыхано-видано, чтобы в Стара-Планине да голодать! — говорили, поглядывая на кошару, самые пылкие, и у них текли слюнки, а кошару уже снова заволакивал туман.
Многие принялись напевать повстанческие песни, о которых в последние дни и не вспоминали. Наша героиня, госпожа Ионка, белое лицо которой за два дня стало смахивать на лицо мертвеца, оказалась женщиной запасливой; оказывается, она еще в Петриче положила в свои чересседельные сумы несколько караваев хлеба и пол-оки брынзы, разумеется без ведома товарищей. Но теперь, когда нам вскоре предстояло угощение в виде теплого свежего хлеба и сочной баранины, она решила, что незачем ей возить с собой сухие корки, и своей маленькой ручкой принялась раздавать бойцам эти припасы — по крошечному кусочку.
Снова все вокруг окутал туман, пошел мелкий дождь. Не минуло и четверти часа, как дозорные, стоявшие ниже, доложили, что на берегу реки, к которой направились наши парни, гремят ружейные выстрелы, но очень глухо, словно из-под земли, так что сами дозорные не были уверены в том, что слышат именно стрельбу. Мы не обратили большого внимания на их слова, так как еще не встречались с карательными отрядами и, веря в «девственность» этих гор, считали, что здесь мы застрахованы от нападения. Пока мы раздумывали, почему дозорные вообразили, что слышат выстрелы, появился сам Господин Бакырджиев, но не с той стороны, откуда его ждали, а с противоположной. За ним следовал Янко Копривштинец: вся спина его коня была в крови. Всадники мчались во весь опор. Вот они подъехали, а мы поднялись им навстречу, и что же мы увидели!.. Несчастный Бакырджиев обливался кровью: одна рука у него висела, как плеть, а лицо было белее полотна.
— Перебили парней! Лес кишит карателями, — едва выговорил он и поник гордой головой.
—
Подождав около четверти часа своих заблудившихся товарищей, мы стали спускаться в сумрачное ущелье, пробираясь сквозь такую чащу, что казалось, будто сюда от сотворения мира не ступала человеческая нога… Этот путь пришлось выбрать потому, что, по словам Янко, ранившие его турецкие каратели разделились на два отряда и тронулись нам наперерез.
