О чем говорили в той радости простые люди в городах и весях, на торжищах и в харчевнях. О вере говорили простые люди сплошь по всей Русской земле, о том толковали в своем веселье, что вот конца света и не наступило, а «святых отец писания ложна суть и подобает сих писаний огнем сжещи». Огнем жгли средневекового человека отцы, огню готов был предать обман святых отцов этот простой человек средневековья.
И наверняка ведь слышал голоса тех городов и весей, торжищ и харчевен и сын полоцкого купца Лукаша Скорины Франтишек Скорина. Для него, однако, колокола Софии и Сельца, Бельчиц и Острова, святой Троицы и Борисоглебского монастыря, костела бернардинцев с торжественной надписью на нем «Врата Небес» звучали звонче ярмарочных голосов, авторитетней. Франтишек остался при святом писании, что означало при книжной мудрости. Иной мудрости в его эпоху, в его Полоцке не было. И хранилась она в голубнице[2] Софии, в сводчатых подвалах Святотроицкой церкви, земли которой с 1501 года были переданы бернардинскому костелу, дав стенах Борисоглебского монастыря, что вскоре стал базилианским. София дала ему грамоту русинскую; бернардинцы, совершавшие службу по обряду греко-православному, но на языке латинском, могли научить его грамоте латинской. Пусть у православных — светских и духовных — феодалов передача бернардинцам земель Святотроицкой церкви польским королем и великим князем литовским Александром и вызвала резкое недовольство, но в самом Полоцке и бояре, и мещане, и купцы, и люд ремесленный тогда еще не половинились и не троились враждебно, воинственно на православных, бернардинцев, базилиан. И это была та благодатная почва, которая обеспечивала молодому сыну купеческому Франтишеку широту миропонимания, подняла его над вероисповедными распрями, помогла ему осознать первичность своего полочанства, своей принадлежности прежде Полоцку, а затем уже церкви или костелу, той или другой вере. Впрочем, и в конце для Франциска первичной осталась книжная мудрость, вне церкви и костела, но служащая поспольству[3], всему полоцкому люду, но славящая материнский язык. «Кто в этом языке есть, будет рожден», тому он, Франциск Скорина, непосредственно и адресует книжную мудрость, книгу. Поклон же и благодаренье многолюдному, мудрому в своей веротерпимости Полоцку, подготовившему на это великое подвижничество сына своего Франциска Скорину.
