Она была умна и способна, но на первых порах поражала меня своей шаловливостью. Со своим серьезным и умным лицом и грузноватой фигурой носилась как бешеная по коридорам, скакала по партам, ухитрялась в одном платье выскальзывать весной на улицу через черный ход (что считалось преступлением с точки зрения гимназического начальства), перебегала на противоположную 8-ю линию, ныряла в кондитерскую и победоносно возвращалась тем же путем назад, накупив пирожных, и угощала всех нас. Сперва я удивлялась ей, а потом стала восхищаться.
Постоянной спутницей Тани была ее одноклассница Вера Пастухова, дочь морского офицера — кораблестроителя, вскоре умершего. У Веры были неправильные черты смуглого лица, прекрасные темные глаза и великолепные зубы. Нос же был широкий и курносый. А темная туго заплетенная коса была так толста, что даже горбилась у нее на шее. Вера хорошо играла на рояле, была очень музыкальна и экспансивна. Спокойный и сильный ум Тани ее совершенно поработил.
Лёся Фомина была дочерью генерала — не строевого, а преподавателя математики военного училища, дослужившегося до генеральского чина. Небольшого роста, скорее коренастая, с большим горбоносым лицом, сливообразными глазами, она не была красива, но что-то характерное было в ее лице и всей фигуре. Мы с ней учились в одном классе с первого года нашей гимназической жизни, но до этого года близких отношений между нами не было. Вне гимназии мы встречались в Румянцевском саду — я гуляла в сопровождении сестры или прислуги, она — с француженкой гувернанткой, которая называла ее Lolotte. Запомнилось ее зеленое пальто, зеленая шляпа с высокой тульей и хлыстик в руке.
>18 июля 1975 года, Ольгино
>Сижу на даче, «дышу воздухом», как уверяют мои друзья — доброжелатели, усердно отправлявшие меня сюда. «Воздух» весьма относителен. Пишу, сидя у открытого окна в кухне, так как здесь теплее и солнечнее, чем в моей пятиметровой комнатенке, выходящей на север. Зато я одна во всем верхнем помещении (пока). Хозяйка уехала в город, остальные жильцы — кто где. Пользуюсь случаем, чтобы вернуться к давно заброшенным воспоминаниям детства и молодости.
>Другой период, воспоминания начиная с 1930 года, довела до 1934-го — возвращения моего и Раюшиного из ссылки. Но дальше не могу. Столько тяжелого навалилось на плечи, что хочется отдохнуть от этих воспоминаний и вернуться к более раннему периоду. Там тоже много печального, но ведь в юности все переносится легче — потому и писать об этом легче.
