Слезы выступили у меня на глазах, и я заскрипел зубами, подумав, что не смогу уже снести душистые груши Курасову, не смогу ни сегодня, ни завтра, никогда.
— Вытри глаза и успокойся, — сказал Мильчаков.
Гонг. Третий раунд. Судья на ринге — бывший чемпион России Денисов-Никифоров. Мой противник — боксер первого разряда Шурыгин. Он высокий и худой. Прямо каланча какая-то! Шестьдесят семь килограммов костей и мышц.
Убирая с ринга табуретку, мой секундант-наставник Жорка шепчет: «Навяжи ему ближний бой. Обрабатывай корпус. Сбей дыхание и кончай крюком справа».
Разговорчики для бедных… Мне здорово досталось во втором раунде. Длиннющие руки Шурыгина действовали как рычаги. Прямой слева, еще раз, еще… Когда я, увлекшись атакой, открылся, Шурыгин сделал молниеносный «стоп», и я нарвался на его кулак.
Показалось, что это прямой и длинный дубовый сук. Конечно — нокдаун. Лишь на счете семь я поднялся. Только бы выстоять эти последние три минуты… Только бы найти защиту от его тяжелых летучих перчаток!
Привычно принимаю классическую стойку, выбросив чуть согнутую левую вперед и прикрывая правой подбородок и солнечное сплетение. Так учил меня Лусталло, считавший, что все эти низкие американские стойки — кокетство, и ничего больше.
Шурыгин бросается в атаку. Прямой левой. Не успеваю уйти, — непостижимо длинные у него ручищи, — и — бенц — весьма ощутимый удар в лицо. Ладно еще, что в скулу, а не в подбородок. Я вижу его белые трусы и белую, с красной каемкой, майку. В глаза… смотреть в глаза… Серые, небольшие, насмешливые… В них торжество победы. Посылает вперед левую… Не сильно. Я отклоняюсь, и тотчас же бьет его правая. Принял на перчатку. Опять прямой левой. Я отступаю. Больше некуда. Спина ощущает мягкий упругий канат. Загнан в угол. Перехожу в глухую защиту. Бенц… бенц… бенц. Того и гляди протаранит мою броню из двух раскрытых перчаток. Канат вдавливается в спину. Я пытаюсь взглянуть на Шурыгина из-под перчатки. И мгновенная расплата — хлесткий удар в глаз. Конец! Я в кругу скользких пляшущих перчаток. Их уже не две, а пять, восемь, десять. Несправедливо. Десять против двух… Голова гудит, как шмелиный рой. Нечем дышать. Бенц… бенц… А гонг молчит. Неужели не прошло трех минут? Чей-то истошный крик: «Бей его, Витюня!» И жеребячье ржанье. Витюня! Какой это еще Витюня? И почему этот самый Витюня бьет в меня, как в барабан? У меня тоже первый разряд и нокаутирующий удар справа. Погодим еще, Витюня! Я отталкиваюсь спиной от каната, делаю стремительный нырок под правое плечо Шурыгина. Ушел! Ну, берегись, Витюня! Сближаюсь и провожу апперкот правой в солнечное сплетение. Хороший, акцентированный удар. Шурыгин сгибается пополам. Теперь кроше левой. Получай, Витюня! Шатается, как пьяный, вытягивает вперед обе руки, чтобы остановить мой натиск. Нет, шалишь… Шаг вправо и… Гонг! Проклятый, неумолимый гонг. Неужели три минуты уже прошли?
