— Ты об Андрее Курасове ничего не слышал? — спросил я.
Мильчаков удивленно посмотрел на меня:
— А почему ты вспомнил Курасова? Нам стало известно, что он много лет скрывал свое социальное происхождение.
— Ну да. Вот он и застрелился. При мне.
— Как застрелился? — Мильчаков перегнулся через стол и сверлил меня глазами. — Откуда ты взял? Кто тебе сказал?
— Подошел к зеркалу, расстегнул рубаху и выстрелил из нагана в сердце. Только немного промахнулся.
Мильчаков вскочил с кресла, подбежал ко мне и сильно рванул за плечо:
— Где это было? Когда?
Я стал рассказывать. Саша ходил по кабинету, глубоко засунув руки в карманы, ходил так, будто с каждым моим словом росла тяжесть, навалившаяся на его плечи.
Один раз он сказал чуть слышно:
— А я ничего не знал.
Потом прервал меня коротким и жестким вопросом:
— Ты ему поверил? Ну и что предпринял?
Я пожал плечами. Что, в самом деле, я мог предпринять! Мне было очень жаль Андрея, и я знал, что он не солгал мне ни в одном слове. Но ведь я же не его партийный следователь. И от меня ничего не зависело.
— Не зависело! Не зависело! — закричал Мильчаков. — Откуда у тебя, молодого парня, такое возмутительное, просто преступное равнодушие к судьбе товарища! Если ты, коммунист, поверил другому коммунисту, попавшему в беду, то как же ты мог молчать? Курасов не счел возможным прийти ко мне. Ложный стыд, гордость или что-то еще. Но ты-то, Муромцев! Что помешало тебе позвонить мне, потребовать, да, да, именно потребовать, чтобы я вмешался!.. А ты спокойно прошел мимо и палец о палец не ударил, чтобы предотвратить такой нелепый конец!
Никогда еще не видел я Мильчакова таким возбужденным и гневным.
— Да он же не насмерть… Я же говорил тебе. Пуля прошла мимо сердца.
— В какой он больнице?
— У Склифосовского. Обязательно его сегодня навещу. И груш хороших куплю, — мямлил я.
Мильчаков рывком снял телефонную трубку, соединился с больницей и попросил позвать главного врача.
— К вам положили Андрея Курасова… Кто говорит? Секретарь Цекамола Мильчаков. Как его состояние?.. Что, что?.. На рассвете?..
Он всё еще держал в руках трубку, а его обычно мальчишески розовые щеки стали совсем белыми и дряблыми.
— Курасов умер сегодня на рассвете, — глухо сказал Мильчаков. — Сорвал незаметно повязки и истек кровью. Нет больше Андрея Курасова. — И, посмотрев на меня расширившимися и какими-то пустыми глазами, он добавил: — Вот, недосмотрели мы с тобой, Муромцев. Недосмотрели и потеряли человека. И никак это уже не поправить.
