Она не знала ничего этого, как не знала еще себя, окружающего мира, других людей и других отношений. Ничего она не знала и не умела. Ничем не была защищена, даже хорошим воспитанием. Впрочем, воспитание было. Мама научила ее работать и не лгать. Не было разве что манер, обычных хороших манер, которые могут спасти девушку, если она даже дура распоследняя. А девушка с хорошими манерами — это прежде всего к р а с и в а я девушка, независимо от реальности. Вообразить себя красивой Лохматая не могла.
Потому она потеряла Данилу. Потому не нашла другого. Совсем не нарочно, не специально, но как-то подсознательно избирала она одиночество. Как там написал Иванов (или все-таки Новоселов?): «Львиная доля — быть одиноким».
* * *
«Львиная доля — быть одиноким»? Так он написал, что ли?
Сколько Сурков себя помнил, он всегда был одиноким. В шестидесятом умерла мама… Ему уже тогда было за тридцать, так что называть себя сиротой как-то не получается. Но Сурков — без мамы? Надо было знать Суркова и его маму.
Мама принадлежала еще к тому поколению, вернее, к определенному сословию того поколения женщин, которые не могут обходиться без сильного мужчины в доме. Он была офицерской вдовой 1906 года рождения. Крайне беспомощной, тонкой, уязвимой была мама. Рояль, языки, хорошие книги… А вместо этого — блокада, вскоре после войны — смерть мужа, ребенок на руках, полная неприспособленность. Везде-то ее надували, обманывали, обижали. Вначале люди, потом — судьба своими совпадениями и болезнями.
Да что говорить, если даже подруги, попросив на праздники столовое серебро, возвращали погнутый алюминий. Или с концами занашивали ее шикарные панбархатные платья, привезенные отцом еще из Германии. Долгов маме, разумеется, тоже не возвращали.
Мама так мучилась своей житейской несостоятельностью, что Суркову ни разу даже не пришло в голову хоть в чем-то ее упрекнуть.
Особенно помочь ей он ничем не мог: все его время сначала брала учеба, потом работа. Он мотался по командировкам, ловил своих негодяев и помочь маме мог разве что бесконечным словесным сочувствием да своими скромными житейскими запросами, чтоб мама не нуждалась в деньгах, которые буквально таяли у нее в руках.
— Какие стали страшные люди, Гриша, — говорила мама. — Сегодня дала продавщице сотню, а она дает мне сдачи с пятидесяти, представляешь? И никто за меня не вступился, никто.
Нечто такое случалось с мамой каждый божий день.
Несколько раз Сурков пытался жениться, чтоб хоть как-то привести в порядок семейный бюджет и хозяйство. Пусть рядом с мамой живет молодая энергичная женщина, ходит по магазинам, прибирает. Но мама прекрасно видела, что все это с его стороны жертвы, а потому отказывалась от них.
