Тяжкая же судьба Гусарова началась именно с блокады…
Зимой сорок второго они с матерью умирали. Гусаров помнит: умирать было не страшно, а потом даже приятно. Но мать сопротивлялась, как это умеют только женщины. Он помнит то время смутно, всё в полубреду, неизвестно, что правда, а что галлюцинация.
Однажды он проснулся от незнакомого, какого-то веселого, мирного голоса:
— Да у вас же все есть! И с таким богатством умирать! У меня тут рядом знакомый, он бывает на Большой земле. Обменяю… вот хотя бы это. Ну зачем тебе кожаное пальто, сама подумай. Михаил не простит тебе, если ты сохранишь пальто и потеряешь сына.
Это был Веселый Гусь! Добрый Дед Мороз из детства. Земляк и дальний родственник отца.
Веселый Гусь нашел много ненужных вещей, годных на обмен. Кожаное пальто, материны кольца и серьги, старинную табакерку и маленькую картину, которую так любил и берег отец. Веселый Гусь, не в пример каким-нибудь там блокадным мародерам, не говорил, что вещи плохие, что за них ничего не дадут. Наоборот, он хвалил их, поворачивая так и эдак. Унес он все. Откуда были такие силы у человека в блокадном городе?
Теперь Гусаров понимает, что, не желая того, Веселый Гусь все равно их спас. Надежда взбодрила их, расшевелила, вырвала из дремотного умирания. У них появилось дело и цель — ждать.
Веселый Гусь обманул их. И не случайно, а намеренно. Иначе не стал бы так расхваливать их жалкие перед лицом голода вещи, вещи, цену которым мог гнать лишь человек сытый. Он намеренно обманул их, потому что, когда мать пошла к нему, чтобы выяснить, когда же будут продукты, его дом оказался разбомбленным. Разбомбленным задолго до того, как он у них был. Значит, и адрес у него давным-давно другой, но он не сказал этого.
Идя обратно, мать упала. Кто падал — тот не вставал. Только огромной удачей можно объяснить то, что рядом оказались сандружинницы. Мать упала недалеко от дома, она смогла еще, полумертвая, показать на дом и сказать:
— Ребенок…
Его несли на носилках. Несли тени, точно такие же, как он сам.
— Не жилец, — сказала безучастно одна тень другой.
— Не жилец, — согласилась другая.
Но он оказался жилец…
И не забыл Веселого Гуся. Если б тот дал им с матерью хоть корку хлеба вместо обещанных буханок! Если б его обман был хоть на каплю менее циничным! Или даже если б не был Веселый Гусь в мирной довоенной жизни таким В е с е л ы м Г у с е м! Тогда, может быть, не была бы в Гусарове так сильна и темна ненависть, развившаяся от изумления злом.
