В тюрьме Гусаров попробовал писать. Разумеется, стихи. С оказией переслал их знаменитому поэту. Поэт похвалил отдельные строки, отметил разум Гусарова, но нашел, что лучше бы тот попытался писать прозу.
Вот откуда взялась у Гусарова ложь насчет того, что он, дескать, поэт, а тут приплелось еще это лито, чужие стихи и все прочее.
Миру, в который окунулся Гусаров сразу после тюрьмы, стихи не были нужны. Дешевые девки, полууголовные приятели, порочные подростки — кто из них нуждался в Блоке и Заболоцком? Девки уступали и без стихов, за пол-литру. Приятелей тоже больше занимала пол-литра.
Были ли у него какие-нибудь грязные мысли насчет этой некрасивой девочки? Нет. Не было. Не потому, что она некрасива, не потому, что молода и он боялся ответственности, — нет. Просто она была человеком его, гусаровской, стаи, хотя он и сам еще толком не знал, к какой стае, или стаду, принадлежит. Он не вникал в то, что она говорит, — да и что такого важного она могла сказать в свои семнадцать, — но он упивался тем, как она слушает. Он много знал. И он нуждался в слушателе, причем в доверчивом слушателе. На глазах у девочки он потрошил себя и выбирал все лучшее, все мало-мальски пригодное для будущей честной жизни.
Вот потому-то их первая встреча не стала последней…
* * *
Вот потому-то их первая встреча не стала последней. Потому в один прекрасный момент Гусаров явился на занятия лито при калошной фабрике в скромной роли пробующего свои силы молодого автора. Вранье оказалось в руку.
Лито вел какой-то молодой человек, довольно невнятный, выпустивший всего лишь одну книжку, тоже невнятную. Именно о таких людях Вера Федоровна Панова как-то сказала: «Выпустят одну книжку, сменят жену, начнут пить и перестанут писать». Стереотип совпал. Вот уже много лет, как об этом человеке никто ничего не слышал. А тогда он был в восторге от себя самого и своих творческих успехов. На ведение лито смотрел как на халтуру, заранее всех презирал и не собирался открывать таланты.
Впрочем, взглянув первый раз на собравшуюся публику, Гусаров был склонен пожалеть этого молодого человека. Кто только не пробовал себя в литературе!
Взять Пивного Старика. Он пришел на лито однажды только затем, чтоб тут ему помогли составить кляузу на соседей, которые днем и ночью крутили пластинки. А кончилось все тем, что Пивной Старик начал писать книгу под заглавием «Житие», к каждому занятию принося по новой главе. Гусаров застал это «Житие» на описании пожизненной службы старика в пивном ларьке. Надо сказать, что невыдуманная интрига пивной жизни стоила всего Дюма.
