— Что за деревня, отец? — высунувшись из машины, спросил Калишкин.
— Девины.
— А как попасть в Нижнедевицк? Сбились с дороги.
— Вертай обратно!.. Апосля сделаешь зигзам и прямо — на шашу!
— Шоссе-то шоссе, да поздновато уже… — заметил Швер. — Где бы переночевать?
— Дак у меня можно. Удобствиев только нету. Соломки постелим.
— И на том спасибо! — поблагодарил Швер.
Кузнец скрылся за дверкой. Через минуту появился. Фартук снял. Рубаха навыпуск, до самых колен.
— Давай ко двору! — крикнул он Калишкину. — Тут недалече…
И, приглаживая волосы, зашагал к ближней низенькой избе. Перешагнув порог, зашумел:
— Марфуня!.. Примай гостей!
Марфуня — дебелая, грудастая баба. Руки в боки — полхаты занято. Но расторопная. Не успели мы в сенцах умыться под железным рукомойником, смотрим: на столе — чугунок с горячей картошкой в мундирах, ломти мягкого ржаного хлеба, в деревянной миске — капуста-пилюстка в подсолнечном масле, огурцы свежесоленые (чесночный дух от них — по всей избе!), в кружках — квас-суровец.
— Мы не оторвали вас от дела? — спросил Швер.
— Да не! Сменщик заступил. Я и так цельные сутки без передыху, лошадей табуна три подковал.
Калишкин водрузил на стол солдатскую флягу.
— Зубровочка! Бодается… — прохрипел он и подмигнул. (У Калишкина хроническая болезнь горла, он хрипит, фыркает.)
— Ничего, выстоим… Денатур пивали, и то обошлось… Так, говорите, с Воронежа будете, с «Коммуны»?.. Марфуня, подложь капусты!.. Читаем газету, как же!..
Горница была тщательно прибрана. Рядом со стряпной — чистая комната. В ней над сундуком — плакат: Ленин на трибуне с вытянутой вперед рукой, красные знамена, зубчатые стены Кремля. В «святом» углу — олеография: закованная в латы Жанна д’Арк на белом коне. Через всю комнату — самотканый половик.
— Что-то у вас икон не видно? — поинтересовался Швер.
— Дак, вишь, партейный я!.. Зимой записался. А Марфуня — женактив. — Он почесал толстую темно-коричневую шею. — Марфуня, подложь огурчиков!.. Так что с богом у нас расхождение по всем статьям.
— План по хлебу выполнили? — спросил я.
— Самыми первыми! — певуче ответила Марфуня. — У нас, товарищи левизоры, все, как есть, за Советскую власть! А которые попов да сектантов слухают, мы на них нажим делаем. Вот и весь сказ!
— Без перегибов, надеюсь? — Швер улыбнулся.
— Да вы что, матерь-богородица! По-культурному…
— Марфа! — Кузнец стукнул ложкой по столу. — Глупостев не болтай!.. Ее только заведи, что тебе мотор, загудет на цельный день!.. Нарежь-ка хлебца!.. За ваше здоровьице, товарищи!.. Ух-х, крепка, стерва!.. — Кузнец вытер рукавом рубахи жирные губы. — Теперича получается, — повеселев, говорил он, — вы с кабинетов — на колеса, к людям поближе?.. Без речей, без докладов управляться будете?.. Хорош-шо!.. Вам, извиняйте, потяжельше будет, нам полегчает… Теперича, видать, революция затвердилась на веки веков.
