Избранное | страница 75



Было однажды так: собрались студенты в кружок, толковали о многом, говорили об учебных делах, о любви, затем как-то неожиданно подошли к вопросу, который один из студентов так сформулировал: «Что я хочу взять в этой жизни?»

Илья встал, покраснел и сказал:

— Не так…

— Что — не так?

— Не так: «Что я хочу взять?» А — что я хочу дать? Сделать.

Кто-то засмеялся, он посмотрел своими внимательными глазами и сразу показался старше своих лет, но вдруг не выдержал и хорошо, по-мальчишески, улыбнулся.

Я так живо представил его себе вот таким — в синей куртке, со сбитым на лоб клоком волос.

Вспомнилось одно его письмо. Однажды я рассказал ему, как строили СТЗ. Как жили и работали комсомольцы в ту пору. Он писал мне после этого нашего разговора о людях первой пятилетки:

«Теперь, когда мне ясна моя дорога и я вижу ее — извилистую, с препятствиями, но настоящую дорогу, — я могу признаться в том, чем я одно время мучился. Теперь я могу об этом прямо говорить. У меня отец коммунист, брат коммунист, и я с детского возраста вошел в общественное движение. Обычный путь для моих сверстников, 1910 года рождения: из пионерского отряда в комсомол. Этот прямой и нетрудный путь прошел и я. Но ведь он легкий! Мне было тяжело сознавать, что за плечами у меня ничего нет, скажем, как у отца, у брата, наконец, у моих товарищей по учебе. Конечно, это не моя вина, таких, как я, уже много в нашей стране: в 1917 году мы были детьми. Но вот представь себе, со мной учились великовозрастные ребята из рабфаковцев, которые прошли большую школу: они знали кавалерийскую рубку, бессонные походные ночи, у многих из них еще сохранились следы от ран. Я же ничего этого не знал!.. Смешно сказать, но я даже жалел, почему я родился в 1910 году, а не раньше, как мои сотоварищи по институту. Позже все это — смешное, нелепое — прошло. Один из рабфаковцев высмеял меня; он говорил: «На твой век, Илюшка, еще хватит борьбы и пороха!»

Я иногда говорю себе: «Если меня когда-нибудь спросят: «Что ты делал в эпоху первой пятилетки?» — я отвечу: «Изучал космические лучи». Не правда ли, длинно и маловыразительно? Я пережил несколько горьких минут борьбы с самим собой. Знаю, я отлично знаю, что то, над чем я работаю, нужно моей стране, внешне эта работа не эффективная, скрупулезная, но когда-нибудь все это окупится. И все же… и все же стоит мне прочесть, как ребята одного со мной возраста клепают домну на Магнитке, или о том, что ребята из СТЗ на ветру, на резком ветру смолили крышу, — и я рвусь туда, на леса. Несколько дней я только и думал об этом: мысленно я с ними взбираюсь на леса, делаю все, что они делают. И я еще сильней берусь за работу, которая волнует меня своими безграничными просторами, так, что дух захватывает. Я тебе рассказывал однажды, что когда-то я увлекался живописью, мазней, как я говорил. «То ли это, чего я хочу?» — спрашивал я себя. Во мне было столько желаний, что я задыхался от представлявшихся мне возможностей. Кем только я не хотел быть? Художником, инженером, партийным работником, архитектором. Все зависит от меня, только от меня. Когда я из МВТУ перешел на физико-математический факультет, то здесь как-то незаметно открылось, что область чистой науки меня сильно привлекает…»