В стране золотой | страница 36



В решающую минуту свело больную ногу. Боль заставила вскочить. При этом оперся на лед и тут же ощутил еще одну боль — под рукой оказался наконечник посоха. Узкая полоска кожи с ладони осталась на холодном металле. Вынужденный прыжок решил задачу — санки врезались в рыхлый лед.

Теперь можно было помочь им багром.

— Жук! Жук!

Пес подскочил к хозяину.

— Сидеть!

Набросил на него через плечо, как запрягают собак в упряжку, один из концов лямки. Второй намотал выше локтя на раненую руку. Захватил санки багром.

— Вперед!

Собака рванулась и при этом чуть не испортила все дело, так как, стремясь освободиться от привязи, бросилась в другую сторону, но рывок оказался достаточным— санки скрипнули и покатились по льду.

Желание обсушиться и согреться оказалось сильнее осторожности. Огромный костер заполыхал на островке, а он, превозмогая боль в раненой руке, продолжал подбрасывать сухие стволы из бурелома. Костер был разложен ниже горки из валунов и стволов деревьев, нагроможденных здесь паводком или ледоходом. Естественная стенка ослабляла ветер, тянувшийся по реке, кроме того, на ней было удобно развесить на просушку промокший скарб.

Часть одежды, завернутая в плотную кошму, оказалась сухой. Переоделся. Закрыл спину солдатским одеялом и, присев поближе к огню, начал тщательно просушивать подмоченные бумаги.

— То-то, Жук! Хорошо, что хоть спички были добро завернуты и огниво мы с тобой не потеряли. Правда, сейчас от него толку немного: повысекай искру на таком холоде! Конечно, была бы зажигалка, как у тех — бензиновая с камушком… А где нам с тобой бензин и камешки брать? Коробейники не принесут…

Пес не понимал тирады, но был доволен тем, что на этот раз ему разрешили улечься так близко к хозяйскому боку.

Нестерпимо ныла рука. Кровь уже не текла. Смазал салом, но легче не стало.

— Человек без правой руки — полчеловека, — вслух размышлял путник. — На тебя, пес, теперь двойная надежда.

Жук, поняв, что речь обращена к нему, придвинулся еще ближе и солидно, без излишней торопливости, присущей дворовым и другим несерьезным его собратьям, вилял хвостом.

— Да… Мотай себе на хвост. Хотя мы с тобой вдвоем, а все же вроде в одиночку. Видно, прошла молодость, трудно в одиночку… Что, есть хочешь? Тут у нас с тобой сегодня просчет. Подождать, придется до ближайшего ресторана. Кашу мы еще сварить можем. А вот утром что есть будем, не знаешь?

Он снова принялся за просушку бумаг. Осторожно разлепил какие-то планы и записи, сделанные на небольших листах. Особенно долго задержался народном из них.