Многие современники считали, что узкогрудый, с впалыми щеками и совершенно истощенного вида человек обязан заболеть чахоткой, и во время итальянской кампании не один французский эмигрант поднимал тост за вероятный и скорый конец Наполеона, что, однако, более соответствовало благим пожеланиям, нежели действительности. И впрямь во время всей итальянской кампании он страдал от неутихающего кашля и периодически повторяющихся лихорадочных состояний, о чем свидетельствуют его письма К жене. Более того, в 1797 году он даже обратился к парижской Директории с прошением об увольнении с военной службы по этой причине: «Я почти не в состоянии ездить верхом, я нуждаюсь в двух годах покоя». Так откровенно писал он Талейрану, хотя эти строки скорее можно отнести на счет геморроя, которым он страдал уже тогда, чем на счет общего ухудшения состояния здоровья.
В Париже он вел себя довольно скромно. Спустя несколько дней после возвращения из Италии бросилось в глаза го, что на торжественном приеме в Люксембургском дворце он появился в полевой форме — можно ли быть скромнее? и с серьезным, сдержанным выражением лица твердыми шагами подошел к эстраде, откуда и произнес свою речь. Тонкий расчет подсказал ему образ скорее гражданина, чем генерала, но вскоре ему стало ясно, что так его слава скоро поблекнет: «Париж ничего нс держит в памяти. Если я не буду действовать, я конченый человек». И вновь жгучее честолюбие требовало все новой и новой славы для знамен и влекло вперед. Победа над Англией, ибо кто победит Англию, станет неограниченным властелином Европы — эта идея лежит на поверхности и имеет все шансы найти благодатную почву и в Директории. Попытка вторжения на остров была бы безнадежной авантюрой, в подобное дело он себя втянуть не даст. В данный момент наиболее разумной представляется военная экспедиция в Египет, поскольку таким образом блокируется сухопутная коммуникация, связывающая Англию с ее богатейшей колонией — Индией. В то же время такая экспедиция позволит реализовать его юношескую мечту — подобно Александру Великому совершить поход в Индию. Директория согласилась с предложением Наполеона почти с облегчением, так как оно позволяло отправить эту небезопасную личность куда подальше и скорее всего на долгий срок, а в случае провала экспедиции — возможно и насовсем.
21 июня 1798 года французская армия одержала легкую победу в битве у пирамид над численно уступавшими ей мамелюками, хотя после трудного похода моральный дух войск снизился до крайнего предела. Тут же не замедлила явиться трагическая весть о том, что 1 августа 1798 года английская эскадра под командой Нельсона уничтожила французский флот в морском сражении при Абукире. Этим не только был прерван путь снабжения экспедиционной армии из Франции, но и отрезан путь к отступлению. Начиналось восстание населения Египта, которое получило действенную поддержку со стороны турецкой армии. В этой ситуации, обманутый в своих надеждах на триумфальное возвращение в Париж, Наполеон предпринял все возможное для того, чтобы завоевать дружбу местного населения. Тем не менее восстание началось, но Наполеон подавил его в зародыше, казнив зачинщиков. В феврале 1799 г. во время похода французской армии в Сирию в Газе произошло событие, очень живо напоминающее военные преступления XX века. Французы устроили настоящую бойню на берету моря. Несколько тысяч пленных турок были согнаны на песчаный пляж и убиты на месте или утоплены в море. Позднее Наполеон пытался оправдать это злодеяние тем, что не имел возможности ни охранять, ни прокормить этих людей. Такое оправдание звучит почти цинично, свидетельствует о хладнокровной неразборчивости в средствах, полном презрении к людям и заставляет снова вспомнить мадам де Сталь, писавшую, что для этого человека реально существует только он сам, все же остальные не более, чем номера, не имеющие никакой ценности. За несколько дней до судьбоносного дня Абукира он писал Жозефине: «Меня тошнит от человечества… Мои чувства разорваны в клочья… Мне остается только стать полным эгоистом».
