— Раньше чем взойдет луна, я буду здоров, — сказал он вождю. — Помоги мне дойти до костра, потом у меня не будет сил для этого.
Но вождь был неподвижен.
— Не ходи к костру! Ты болен, и Белый Великан твой враг. Он хочет навредить тебе. Я вижу это по его глазам.
При этом индеец недоверчиво смотрел на Джованни, который, задумавшись о чем-то, шагал взад и вперед в тени веранды.
— Он мне ничего не сделает, — успокоил его охотник, — мысли его сейчас далеко, и он сражается со своими далекими врагами.
— Вождь Кира понимает лица белых и разбирается в них так же, как в следах после дождя. Белый Великан затевает плохое против Карай Пуку.
Охотник стянул с ноги башмак и пробовал кинуть его в Джованни. Но движения у него были вялые и башмак не долетел. Он снял другой и подал его вождю. «Брось в него, пусть он очнется от своих дум. Увидишь, как его душа вернется к нему».
Старый вождь никогда не мог бы оскорбить белого, тем более будучи в гостях у его друга, дона Хосе; он сам не вытерпел бы, если бы нечто подобное случилось в его селении. Поэтому он был доволен, когда донья Долорес, поняв с первых же слов, что задумал охотник, швырнула башмак.
Когда башмак ударил Джованни в спину, тот вздрогнул и оглянулся. Минуту он смотрел удивленно, но потом, когда глаза его встретили взгляд охотника, видно было как он смутился, словно кто то застал его совершающим какой-то постыдный поступок. В смущении он опустил голову.
— Между этими двумя что-то произошло, — сказал один из парагвайцев.
Вождь внимательно следил за всем этим, но охотник уже оперся на него и попытался встать.
Безуспешно.
Минутная бодрость, которая бывает в период между горячкой и лихорадкой, прошла, и Высокого Охотника охватила слабость. Ноги у него подломились, но вождь, взяв его на руки, шагнул к костру.
Он опустил охотника на землю, возле Столика, который тут же поставил дон Хосе. Охотник пробовал было подняться, но не смог удержаться на ногах и остался сидеть. Он только прошептал: «Грог, трубку и одеяла». Потом тело его поникло на землю.
Он снова превратился в какой-то громадный тюк из одеял; но, несмотря на это, он дрожал всем телом. Так продолжалось минут пять. Потом он медленно выбрался из-под одеял. Было видно, что он сидит по-индейски, скрестив ноги. Он вздрогнул последний раз и поднял голову. Первый его взгляд был туда, где вот-вот должна была показаться луна.
— Времени еще много, — пробормотал он и повернулся к донье Долорес, — Дайте мне, пожалуйста, холодной воды.
