«Я понимаю теперь, насколько положение мое было ложно, а поведение опрометчиво; но, по крайней мере, здесь нет ничего, кроме опрометчивости. Мне была бы невыносима мысль, что моему поступку могут приписать иные побуждения. Я бы предпочел подвергнуться самой суровой немилости, чем прослыть неблагодарным в глазах Того, Кому я всем обязан, Кому готов пожертвовать жизнью, и это не пустые слова. Я покорнейше прошу Ваше превосходительство быть в этом случае моим провидением, и остаюсь с глубочайшим почтением, генерал…»[26]
Письмом от 7 января 1830 г. Пушкин запрашивает Бенкендорфа о возможности поездки во Францию, в Италию или в Китай, но не получает разрешения ни на одну из поездок[27].
***
Новое неудовольствие поведением Пушкина Бенкендорф высказывает в письме от 17 марта 1830 г. Теперь он выговаривает Пушкину за несогласованный с ним «внезапный» отъезд в Москву, на что Пушкин в ответном письме от 21 марта 1830 г. напоминает Бенкендорфу, что с 1827 г. он «каждую зиму проводил в Москве, осень в деревне, никогда не испрашивая предварительного дозволения и не получая никакого замечания»[28].
Обострение отношений с Бенкендорфом в марте 1830 г., возможно, было вызвано начавшимся открытым (моральным и политическим) противостоянием Пушкина и Ф. В. Булгарина, в котором Бенкендорф по долгу службы (Булгарин являлся негласным агентом III отделения) занял сторону пушкинского врага[29].
Конфликт начался после публикации в ноябре 1829 г. в трех номерах журнала «Сын Отечества» романа Булгарина «Дмитрий Самозванец», в котором Пушкин обнаружил прямые заимствования из своей трагедии «Борис Годунов».
И тут Пушкин понял, кто рецензировал в 1826 г. «Бориса Годунова» по заданию Бенкендорфа и чью формулировку переделать трагедию в «историческую повесть или роман на подобие Валтера Скота» (письмо Бенкендорфа от 14 декабря 1826 г.[30]) использовал царь при оценке пушкинского произведения.
Булгарин тоже понимал, что теперь его карты в интриге с «Борисом Годуновым» раскрыты, и поэтому приписал Пушкину разгромную рецензию без подписи на роман «Дмитрий Самозванец», появившуюся в «Литературной газете» 7 марта 1830 г.[31]
Через четыре дня в «Северной пчеле» появился «Анекдот», злобный пасквиль на Пушкина и его африканское происхождение (хотя имя Пушкина, разумеется, не упоминалось), далеко выходящий за рамки приличия.
14 марта Пушкин ответил Булгарину эпиграммой:
Не то беда, что ты поляк:
Костюшко лях, Мицкевич лях!
