Начался октябрь девятисотого.
Однажды днём на Бульваре Капуцинов кто-то неожиданно окликнул меня, хлопнув по плечу:
– Ну наконец-то! Я искал Вас…
Это был Санта-Круш де Вилалва, известный антрепренёр.
Он взял меня за руку, усадил рядом с собой на веранде кафе де ля Пэ и сразу высказал своё крайнее удивление, вызванное полным отсутствием новостей от меня, тем более что за несколько дней до своего исчезновения я рассказал ему о своей новой пьесе. Он сообщил, что в Лиссабоне многие спрашивали обо мне; что от каких-то португальцев, ездивших на Всемирную выставку, стало известно, что я, вроде бы, в Париже. Короче: «Что, чёрт возьми, с Вами такое, дружище? Совсем что ли неврастеник?…»
Как всегда, когда мне задавали вопросы о моём образе жизни, я волновался – краснел и мямлил невнятные объяснения.
Известный антрепренёр перебил меня, воскликнув:
– Ладно. Оставим. Давайте сразу перейдём к делу: дайте мне Вашу пьесу.
Я стал говорить, что ещё не закончил, что меня не всё устраивает…
А он:
– Жду Вас сегодня вечером у себя… в отеле… в «Скриб»… Возьмите Вашу пьесу. Хочу услышать её сегодня же… Какое название?
– «Пламя».
– Отлично. До вечера… Премьера в апреле. Последний прогон. Мне необходимо закрыть сезон ударным спектаклем…
* * *
Мне была крайне неприятна эта встреча, положившая конец моему шестимесячному уединению. Но в то же время, в глубине души, я, на самом деле, не жалел об этом. Опять лирика…
С момента приезда в Париж я не написал ни строчки, и даже не вспоминал, что я писатель… И вот, внезапно, мне напомнили об этом, да ещё и с благоговением к моему имени; тем более от того, кто, я знал, не был склонен к лести – такой резкий, такой деловитый…
* * *
Вечером, как и договаривались, я прочитал свою пьесу. Санта-Круш де Вилалва воскликнул: «То, что надо!», и протянул руки к огню; «мой лучший проект» – заверил он.
Я передал ему рукопись на следующих условиях:
Я не буду присутствовать на репетициях и не буду участвовать ни в распределении ролей, ни в любых вопросах постановки. Даже в самых мелочах. Оставляю всё на Ваше усмотрение. Ах, да! и главное: не писать мне ни слова на эту тему…
