Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 | страница 48
Во время съемок «Голубого ангела» Йозеф фон Штернберг сталкивается с непростым выбором. Днем он снимает Марлен Дитрих и каждый раз бывает очарован ее легкой тяжеловесностью, ее ординарным аристократизмом, ее чувственной флегматичностью. Потом он показывает отснятый материал ледяной и загадочной Лени Рифеншталь, но та не может простить ему, что Лолой-Лолой он сделал Дитрих, а не ее. Дитрих, со своей стороны, терпеть не может Рифеншталь, она шипит, как кошка, когда Лени появляется на съемочной площадке студии UFA в Бабельсберге. Штернберг с каждым съемочным днем всё сильнее влюбляется в исполнительницу главной роли. И ее искусство обольщения давно уже направлено не на самовлюбленного Эмиля Яннингса, который играет учителя Гнуса, а на режиссера по ту сторону камеры. Дитрих чувствует «божественную и демоническую власть» этого строгого мужчины, который так одержим качеством и так одарен фантазией, что под его опекой Дитрих превращается в ту женщину, которой хочет быть. Да, потом она скажет, что он и создал ее своей камерой, что это была «смесь технических и психологических знаний с чистой любовью».
Штернберг приходит в ее берлинскую квартиру на Кайзераллее. Она заваривает для знаменитого режиссера чай, под взглядами любопытной дочери Марии и своего мужа. Они не знают, что Лени Рифеншталь с террасы на крыше своего дома может заглядывать в окна задних комнат квартиры Марлен Дитрих. А мы не знаем, соответствует ли истине то, что в январе 1930 года, как пишет Рифеншталь, «было еще неясно, кто последует за Штернбергом в Голливуд — Марлен или я».
Эрика Манн влюбляется в Терезу Гизе. У этой любви прекрасная основа: общий смех. Они знакомятся в Мюнхене в кабаре Карла Валентина и Лизль Карлштадт, потом сидят вместе и икают от смеха, заражаясь им друг от друга и от одинакового чувства юмора. Но в отличие от брака с Грюндгенсом эти отношения — не шутка. Нет, после Памелы Ведекинд это вторая большая любовь Эрики, но на этот раз две женщины встретились не как группа самопомощи, не как две страдающие дочери великих отцов, а как две молодых, странных одиночки, которые восхищаются друг другом и тем, как они не похожи на других. С одной стороны — Тереза: замкнутая, серьезная, чеканящая слова и только на сцене театра раскрывающаяся, до сих пор живущая с мамой и сестрой. С другой стороны — Эрика Манн: живая, подвижная, объездившая на своей машине пол-Европы, всегда в боевом настроении — неважно, при дворе Томаса Манна Первого или в богемных барах Берлина, Мюнхена, Парижа и Нью-Йорка. Но именно это неравенство сил оказывается необходимым для равновесия, они могут дурачиться вместе и смеяться друг над другом.