Под Мурзой затрещала кровать. Зина снова глянула в его сторону. Он лежал уже с открытыми глазами, но пока они были тусклыми, бессмысленными. Вот он дотронулся рукою до лба, выдохнул со стоном воздух; свесившись с постели, дотянулся до кнопки электрического звонка.
В спальню тут же вбежала розовощекая Онуте.
— Принеси холодной воды и захвати из шкафчика с лекарствами цитрованилина, — распорядился барин.
Когда девушка вышла, он откинулся на подушки и, уставившись в потолок, словно самому себе, ни к кому не обращаясь, произнес:
— Ужасно трещит голова.
Служанка внесла на подносе запотевший стакан и пачечку с лекарствами, подала хозяину и обратилась к Зине:
— Кухарка велела спросить, что приготовить на завтрак.
Зина не отвечала. Онуте выжидающе поглядывала то на нее, то на Мурзу.
— Чего молчишь? Разве ты не должна дать указание кухарке? — заметил Алексас.
— Не знаю… Ты болен… — неохотно отвечала Зина.
— Я совсем не болен.
— Ну, пусть сварит кофе, омлет… или не знаю, что еще… Пусть сама решает, что хочет, то и делает… мне все равно.
Горничная вновь перевела взгляд с нее на него, медленно двинулась к дверям, обернулась, но, так и не дождавшись дальнейших указаний, тихонько выскользнула из спальни.
Зина решила потребовать объяснений. Мяла в пальцах кружевную оторочку пододеяльника, поглядывала на Мурзу, губы ее шевелились, но заговорить вслух она пока не решалась, не знала, с чего начать.
— Ну, спасибо, Алексас… Я тебе очень благодарна, — выдавила наконец и почувствовала, что краснеет от гнева.
— Что такое? Говори яснее, — нахмурился Мурза.
— Спасибо, говорю, что сводил меня вчера на бал! — Голос Зины дрожал.
— Зачем так трагично? — Алексас нарочно растягивал слова, в его тоне послышалась усмешка.
— Ты же обещал! Я готовилась… Нет, ты не должен так поступать, не должен!
— Неужели это для тебя столь важно? Я был занят делами, серьезными делами, связанными с бизнесом. И не мог вернуться раньше.
Зина помолчала.
— Конечно, это не самое важное, — торопливо заговорила она. — Я могу пропустить еще сотню балов… Но я весь вечер проплакала. Да, плакала. Мне было очень обидно…
— Плакать из-за таких пустяков… — лениво перебил он, явно не желая продолжать этот неприятный разговор.
— Из-за пустяков?! Нет, Алексас, это не пустяки, ты же не хочешь нигде показываться со мной… Стыдишься меня! Да, да, стыдишься и презираешь… — Она смахнула носовым платком слезы. — Я это давно поняла, но все молчала, думала…
