Тем временем в кабинет вернулся секретарь редакции, и беседа оборвалась.
Буткус встал, уступая место хозяину, поздоровался и тут же подсунул свой счет.
— Так много? — удивился секретарь. — Не часто вам столько перепадает…
Буткус поморщился, покосился на Домантаса. Но секретарь совсем не торопился подписывать, развернул подшивку и начал подсчитывать строки. Счет Буткуса лежал на столе, и Викторас видел перечисленные там названия материалов:
1. Первые спортсмены мира.
2. История носового платка, или Кто его изобрел.
3. Какова стоимость человека?
4. Мудрый перс.
5. Как поставить тарелку на острие иголки?
6. Как удалять жировые пятна с шерстяных и всяких других тканей?
* * *
Доходы Домантаса неукоснительно падали. Близкие к правительству газеты, хотя пока и не отказывались от сотрудничества с ним, печатали его статьи все реже и реже. Редактор газеты, где Викторас зарабатывал больше всего, как-то в припадке откровенности проговорился:
— Я вас очень ценю как журналиста и охотно печатал бы чаще. Но… есть типы, которые так и вынюхивают, а нет ли среди наших авторов людей с чуждой правительству идеологией. Все пытаются вычитать между строк какой-нибудь криминал, найдут блоху и раздувают ее в слона, интригуют, наушничают, доносы строчат…
После такой беседы Домантас потерял охоту работать для этой газеты. Теперь он сотрудничал только в «своей», кадемовской печати. Но она, перестав быть правительственной, не получая никаких субсидий, перебивалась лишь на деньги подписчиков и, конечно, не могла выплачивать сколько-нибудь сносных гонораров. Ему пришлось подтянуть пояс и считать уже не только литы, но и центы.
Викторас отлично понимал: стоит ему поставить паруса по ветру — и он без особых усилий сразу же вплывет в счастливую гавань. Но он не желал отказываться от того, что считал главной ценностью своей жизни. Определенные убеждения, идеалы, мировоззрение оставались для него той опорой, тем стержнем, который не позволял ему окончательно пасть духом.
Как-то на улице повстречался ему Буткус. Подлетел чуть не с объятиями и с места в карьер принялся журить: что же это, мол, коллега перестал писать? Совсем его статей в правительственной прессе не видно! Викторас в ответ буркнул что-то невразумительное и махнул рукой. Тут уж Буткус разошелся вовсю, пристал со своими советами, принялся просвещать, учить, «как надо жить».
— Вы же способный человек! — кричал он, не обращая внимания на прохожих. — Вы же можете, так сказать, чудесную карьеру сделать! Только, коллега, надо знать, где, когда и на кого нажать. Если хотите, я мог бы вам кое в чем помочь. Не хвастая, смею вас уверить, что знаком с очень влиятельными особами.
