Он сидит в своем кабинете в одних трусах и читает приложение к пятничному выпуску газеты «Маарив».
— A-а, земляк, Шаббат шалом! — радуется доктор. — Сейчас чайку соорудим! А то, может, спиритус вини желаете, а? Что, с утра не пьете? И правильно, я вот тоже не могу — сердце не позволяет, а раньше, бывало… Ах, что там говорить, что было, то было!
Он помешивает в стакане крепкий чай и рассматривает меня через очки-колеса.
— Так как думаете, война будет?
— Надеюсь, что нет. А вы?
— Будет. Как мы себя ни уговариваем, что, мол, с Египтом перемирие, Иордания держит нейтралитет, в Иране — хаос, а я думаю, что против нас они всегда сговорятся.
— Я не верю. И потом, наша армия — самая сильная на Ближнем Востоке.
— Красная армия всех сильней! — фальшиво пропел доктор, и мы оба засмеялись. Он отхлебнул из стакана и почесал колено. — Армия разрушается, как и все остальное.
— Но ведь все говорят, что во время войны…
— Во время войны — да! А между войнами? И если между войнами в армии — бардак, что будет на войне? Чудо? Вы верите в чудеса? Я больше не верю!
— А во что вы верите?
— В дружбу. Да, да, не смейтесь. В Израиле солдаты сражаются не за Отечество. Тут и слов-то таких не употребляют, и на знамени «За Родину!» не пишут. Вот, мой товарищ в бой идет. Я его по резерву десять лет знаю и всех офицеров — тоже. Так что же, он пойдет, а я нет?
Доктор снял очки.
— Я в Риме был, когда в Йом-Кипур война началась. Так в аэропорту очередь была — 800 офицеров. Дрались за право первыми вернуться и идти на фронт! Вначале только летчиков брали. Я, врач, еле пролез: знакомый генерал за меня похлопотал. А в Лоде нас уже с формами ждали, мы там же переодевались — и на фронт. Знаете, когда в полк приехал, мне прямо-таки легче стало. А ведь даже семью не видел — сразу к ребятам! Вот так-то, земляк!
В дверь постучали. Доктор обернулся.
— Открыто!
Вошел фельдшер-аргентинец, сказал, что в столовой опять плохо вымыли посуду. Доктор выругался; вначале на иврите, потом по-русски.
— Ну, я им покажу! Я им за такие дела неделю внутри сделаю[28]! Дай мне халат! Вы извините, земляк, не знаю имени-отчества.
— Просто Лева, — жму пухлую докторову руку.
— А меня Аркадий. Аркадий Самуилович по-старому. Ей-Богу, Лева, заходите, а то я тут и по-русски разучусь говорить.
— А как же Бабель?
Доктор гулко хохочет и шутливо грозит мне пальцем.
— А вы зубастый, а?
В палатке Арваам, Шуки и Ури уже режутся в «реми», a нагрянувший Шауль взывает к сознательности Эзры, стоя у его койки.
