— Как же, помню, — кивнул он, наконец, не отрывая глаз от лица убийцы.
Он того, что он не моргал, становилось как-то не по себе. Впрочем, глупости: бояться в этой квартире было нечего и некого.
— Ну, так я снова по тому же вопросу, — сказал Семён, попытавшись изобразитьзаискивающую улыбку. — Насчёт Маргариты, девахи моей.
Старик отступил в сторону, давая посетителю возможность пройти в комнату.
— Прошу, любезный, — проскрипел он, тут же подавившись приступом кашля.
Сухие руки с мумийными пальцами поднялись к шарфу и принялись поправлять его — словно бледные пауки побежали вверх по халату.
Комнату, в которой оказался Семён, обставили ещё лет сорок назад, и с тех пор, судя по всему, в ней ничего не изменилось — хозяин только постарался придать ей таинственный и экзотический вид при помощи нескольких «восточных» ковров, занавесей, драпировок и пары гравюр с мистическим сюжетом. В центре комнаты стоял круглый, покрытый тёмной скатертью стол, на котором поблёскивал стеклянный шар, подсвеченный бра. Здесь же валялась небрежно брошенная колода Таро. На книжных полках виднелись корешки, свидетельствовавшие о роде занятий хозяина квартиры: преимущественно, издания, посвящённые колдовству и мистике. Не древние фолианты, которых днём с огнём не сыщешь, а вполне современные, выставленные почти в любом книжном магазине.
Квартира заметно контрастировала с внешним видом старика. Полы были натёрты до блеска, на мебели и расставленных повсюду безделушках — ни пылинки. Семён подумал, что это дело рук домработницы, приходившей к старику в первой половине дня. Она же выполняла работу секретаря и вела его дела.
Семён обратил внимание на тяжёлую занавеску, отделявшую гостиную от спальни. Ещё в прошлый раз он незаметно заглянул за неё и выяснил, что там находятся старомодная железная кровать с набалдашниками и дубовый комод, покрытый кружевной салфеткой, а на салфетке — ряд мраморных слоников, расставленных по росту. Сегодня занавеска была слегка сдвинута. Должно быть, старик дремал или собирался прилечь, когда раздался звонок. Похоже, дома он не снимал ни халат, ни шарф. Семён вспомнил персонажа Гоголевских «Мёртвых душ» — кажется, его звали Плюшкин. Только у Карла Иоганновича не хватало на спине прорехи.
— Присядьте, — предложил старик, указав на шаткий венский стул.
Сам он опустился в кресло напротив. В его движениях сквозила претензия на величественность, но весь его вид и нелепая фигура могли вызвать лишь смех. Семён, однако, оставался серьёзен.
