.
14 июня 1937 г. Голодед был вызван в Москву и по личному указанию Ежова был там арестован и этапирован в Минск. На шифротелеграмме Шаранговича Сталину имеется резолюция Сталина от 14 июня: «Голодед арестован. Советуем не мешать съезду провалить Червякова»[288]. В материалах XVI съезда зафиксировано, что сообщение об аресте Голодеда как врага народа вызвало бурные аплодисменты зала [289].
В своих воспоминаниях бывший второй секретарь Гомельского горкома партии Яков Дробинский на основании рассказов очевидцев пытается реконструировать картину того, как происходило обсуждение и осуждение А. Г. Червякова. Пишет он об этом с несомненной симпатией и большим сочувствием к Червякову.
«Рассказывали о съезде, о выступлении Соскина, подвергшего критике Председателя Верховного совета Республики товарища Червякова, закончившего свою речь словами, что таких коммунистов, как Червяков, надо гнать из партии грязной метлой. Шагавший по сцене Шарангович остановился и сказал: “Правильно”. Червяков сидел и слушал. Он выслушал еще несколько выступлений не столь наглых, но лживых. Один делегат сказал, что Червяков всю жизнь шел по обочине, сбоку. Лицо Червякова было спокойно и скорбно. Потом он взял слово.
Говорил он четко, голос его вибрировал. Он волновался. Кто-то пытался что-то крикнуть – того дружно осадили. Люди взволнованно слушали эту необычную речь – исповедь. Двенадцати лет он начал трудовую жизнь. Внук и сын крепостного, он тяжелым трудом пробивался. Работал на картонажной и учился, пел на клиросе, переписывал бумаги. Учился. Революция застала его в Питере солдатом. Он сразу проникся идеями Ленина. Вступил в партию и честно служил делу Ленина, не щадя сил. И все эти 20 лет был в центре жизни, в центре борьбы. Гражданская война, разруха, первые пятилетки, коллективизация. Он всегда был с народом, его можно было встретить на деревенской сходке, колхозном собрании, в цеху, и везде он был свой, настоящий. Он был прям и искренен. Он не лукавил. Мог ошибиться, но никогда не лгал. Это была его партия, и он честно служил ей. И люди, слушавшие его, знали это. Знали это и те, которые его хулили. Два часа напряженно слушали делегаты съезда. Он кончил речь, поднялся и ушел. Прошел к себе в кабинет. Бегло просмотрел кричащие заголовки газет. Горько улыбнулся, попросил машину. Шофер удивился: работает съезд. [Вернулся в кабинет через час]… Сел за стол, написал Сталину письмо. Потом поднялся, запер дверь, вынул из бокового ящика револьвер и застрелился. Через 21 год после этого член партколлегии ЦК КПСС Шатуновская, приехавшая в Минск, показала мне: “Вот письмо Червякова. Сталин, не читая, бросил его в сейф. Только недавно вскрыли его”. Двадцать лет лежало оно непрочитанным… После перерыва съезд продолжил работу»
