.
Столь подробный разбор частного вопроса об изменении отношения Александра III к о. Иоанну Кронштадтскому в Ливадии и детальное описание присутствия пастыря у одра умиравшего императора 20 октября важны для проблемы «политического завещания» в том смысле, что несколько разных людей зафиксировали слова государя в адрес протоиерея, но ни о каких других его высказываниях ничего не сообщили. То есть предположение о том, что напутствие старшему сыну могло быть дано за считанные часы и даже минуты до кончины – как вариант датировки «версии Ворреса», – не может считаться правдоподобным.
Чрезвычайно важная информация о первых часах после смерти Александра III содержится в дневнике вел. кн. Ксении Александровны. Когда тело государя перенесли с кресла, в котором он скончался, на кровать и к кровати подошла теперь уже вдовствующая императрица, с ней «вдруг сделался обморок». Мария Федоровна «стояла на коленях и вдруг упала, и ее страшно рвало». Государыню «подняли», «положили на кушетку в уборной», и ближайшие родственники «оставались у нее все время». Затем Мария Федоровна пришла в себя, но вскоре заснула и проспала до четверти десятого вечера[107]. То есть она не присутствовал при присяге, которая была принесена новому императору Николаю II в пятом часу пополудни во дворе возле дворцовой церкви[108].
Данный факт не остался незамеченным за пределами Ливадии. Так, известный своими оппозиционными настроениями С.Д. Урусов опубликовал за границей под псевдонимом «Князь У…» брошюру, в которой дал совершенно фантастическое (но вполне укладывавшееся в сценарий дискредитации самодержавия) истолкование причины, по которой Мария Федоровна не присутствовала на присяге. «По дошедшим за границу сведениям, – сообщал он, – Мария Федоровна отказывалась присягнуть Николаю II. Министры, придворные и все бывшие тогда в Ливадии совершенно растерялись от такой неожиданности <…>. Многие уже предвидели возможность не только перемены в порядке престолонаследия, но и целого дворцового переворота, на который особенно рассчитывал ждавший в столице известий из Ливадии вел[икий] князь Владимир Александрович.
Волнение и растерянность достигли крайнего предела, но никто не решался обратиться к императрице с требованием присяги. В конце концов, все придворные в отчаянии обратились к одесскому генерал-губернатору графу Мусину-Пушкину (вероятно, имеется в виду командующий войсками Одесского военного округа А. И. Мусин-Пушкин. –
