Невдалеке стояли легат, трибуны, понимая, что для них всё может кончиться печально. Наместник повернулся к командирам и стал смотреть на основного, как он думал, виновника событий:
— Вот так, Люций Мессала, в одно мгновение уплыла от тебя должность легата. Долго ты её ждал и был достоин. До сегодняшнего дня. К сожалению, ты не обнаружил необходимой осторожности. А ты, легат, всё к начальству жмёшься. Твоё место в легионе, а ты забыл, что отвечаешь за него всегда и везде, и за это посрамление легиона тоже. А теперь я хочу видеть центуриона первой спасшейся центурии.
Вскоре перед ним стоял центурион в панцире с мечом. Вид его свидетельствовал о пережитом напряжении: был он мокр с головы до ног, тяжело дышал, руки ещё дрожали от усталости.
— Вижу того самого принципала, который делает вид, что не знает своего командующего. Не оправдывайся, вижу, что не дурак. Почему ты в таком состоянии, когда твоя центурия бежала первой?
— Центурию я поручил принципалу, а сам остался, чтобы предупредить и организовать. Действовал в последней линии. Спасся случайно, помогли мои парни.
Тиберию нравился центурион. Нравилась его ответственность, его самоотверженность, рост и красота. Давно он его приметил и теперь чувствовал удовлетворение: правильно он оценил центуриона.
— А что это за тобой принципал стоит? Я его не звал, — вслух произнес Тиберий, переключив свое внимание на Понтия, который последовал за командиром с юношеской решимостью отстоять его перед командующим, если тот обрушится на центуриона.
Авилий Флакк повернулся, увидел Понтия Пилата, понял причину, заставившую его последовать на зов Тиберия.
— Принципал стоит здесь потому, что надеется смягчить твой гнев, если он падет на меня, игемон. Он считает себя ответственным за то, что поздно угадал приближение шторма и с задержкой сообщил мне. Мы, командиры, не сумели вовремя сориентировать людей. Хорошо, что префект сам догадался по бегущей центурии в чём дело и принял меры.
— Теперь вас всех хвалить надо. А ты, Понтий, что же, в легионе сигнализатором опасности служишь?
— Нет, игемон, — сдерживая удивление, начал объяснение Понтий, — я из семьи мельников, воду должен чувствовать лучше других. А понял обстановку поздно. Правда, есть одно оправдание: шторм надвигался стремительно. За пятнадцать минут море вон как разыгралось. Такого я предвидеть не мог.
— Ты считаешь, что ручей, на котором стоит мельница твоих родителей, имеет отношение к морю, и необходимое понимание моря ты приобрёл именно там?
