— Вышел человек по нужде. Что же за ним с копьём ходить? Мы поставлены его охранять, а не сторожить. Должен был вернуться — не дождались.
В доме Никодима на вопросы могла ответить только Мария из Магдалы. Она не спала и видела уход Учителя.
— Он вознёсся на небеса весь в сиянии. Господь взял его к себе. А мне он сказал: «Иди к братьям моим и скажи: восхожу к Отцу моему и Отцу вашему и к Богу моему и Богу вашему».
Она рассказывала подробности, и звучали они убедительно.
— Куда он вознёсся? — говорил принципал. — Вышел он из пещеры, я хотел его остановить, а затем подумал — зачем? Пошёл он вон на тот холмик к вершине, белый хитон отчётливо выделялся. Поднялся он на высотку и сразу пропал. Другое дело, как увидела уход своего Учителя эта женщина.
— Эта женщина не в своём уме, — размышлял Аман Эфер, — и всё, что она увидела, является плодом её больного воображения.
Все пребывавшие в доме Никодима верили рассказу Марии. Говорил же Учитель, что после смерти Отец небесный заберёт его к себе. Так и свершилось.
— Да пусть себе возносится! Что я так расстроился?! Пусть поступает, как считает нужным. Дальше мы друг другу не помеха. Трудно представить побудительные мотивы поведения человека думающего, двигающегося, но фактически мёртвого. Может быть, отправился в родные места проститься перед смертью с матерью все мы в долгу у стариков.
Солнце поднялось довольно высоко над горизонтом, когда Иисус обнаружил себя идущим по пустынной дороге на север, в родную Галилею. Он смутно помнил, как при выходе из сада кто-то взял его за руку и голосом Марии Клеопы сказал:
— Пойдём, Иошуа, пойдём, раз уж ты встал. Я отведу тебя к ученикам. Там ты решишь, что делать. Скоро откроют городские ворота, и мы беспрепятственно сможем войти в город.
Скоро он разошёлся, боли почти не чувствовал. Чёрная смола гасила болевые ощущения, наливала бодростью окостеневшие члены. Мария с одобрением поглядывала на него, удивление не оставляло её. Ужас распятия ещё жил в ней, а её племянник шёл широким, свободным шагом.
Войдя в город, они долго шли по незнакомым улицам, пока не свернули в неизвестный Иисусу дом. Непримечателен был дом, и трудно было предположить, что в нём притаились одиннадцать взрослых мужчин.
Когда Иисус вошёл в комнату, лица учеников выразили вопрос, затем удивление, а потом и полное смятение.
Необычен был вид Учителя. Осунувшееся, пересечённое глубокими морщинами лицо, запавшие глаза, лихорадочно блестевшие из глубины глазниц, седые пряди волос, ниспадавшие на плечи. Но никто не усомнился, что перед ними их Учитель, хотя и мало похожий на привычного, дорогого и близкого.
